Книга Дока - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Гарридо cтр.№ 57

– Но я вот чего не понимаю, – сказал он после очередной перемены блюд. – Мы же с камер видели картинку. То есть здесь веселье действительно было в самом разгаре, когда мы уходили оттуда. Камеры показывают физическую реальность, не психическую. То есть они на самом деле были, все эти слоны, дирижабли, птички. И вот мы здесь – и где всё?

– А, Док, ты про это, – не переставая жевать, ответила Молли. – Это просто. Там, внутри того пространства, под фольгой, всё видится таким, каким оно должно быть, а не таким, как есть на самом деле.

– Ну, насчет на самом деле это ты загнула, – поморщилась Мадлен. – Еще неизвестно, как на самом деле на самом деле.

– Это ты зачем два раза повторила?

– Это для усиления насамомдельности. Это как по-настоящему на самом деле, только насамомдельнее.

– Прекрати повторять про насамомдельность, у меня от этого крыша едет. Как представлю насамомдельное на самом деле…

– Прекратите вы обе, – скомандовала Зигмунда Фрейда. – Как маленькие. Нельзя такое говорить в неэкранированном помещении, забыли что ли?

– Ладно, ладно, проехали…

– В общем, Док, – как ни в чем ни бывало продолжила Молли, – под фольгой всё видно по-другому. Не так, как снаружи. Но нельзя сказать, что обязательно неправильно видно. Может, видно, как оно должно быть. Или как было когда-то. Или будет потом. Может, надо что-то сделать, чтобы стало так. В общем, там всё не так, как оно сейчас существует снаружи. Зато там видно такое, чего снаружи видно быть не может. Но в целом опасно ориентироваться на это видение, потому что оно не совсем соответствует.

– Или совсем не соответствует.

– Или да, – подтвердила Зигмунда Фрейда.

– Но в крайних тяжелых случаях только это и остается – смотреть под фольгой и двигаться в том направлении, которое там выбрал.

– Ну, и не только в тяжелых…

– Но это всегда не очень предсказуемо.

– Ну, ты уже понял, правда? – Мадлен ласково заглянула ему в глаза и кивнула.

– Понял, понял, – согласился Док. – А как же тогда получается, что мы здесь не в фольге уже, а там они будут видеть нас в фольге?

– Мда, – нахмурилась Зигмунда Фрейда. – Нестыковочка получается.

– Напомни мне потом, – махнула рукой Молли. – Я придумаю какой-нибудь закон природы, по которому это так. А пока давайте пить кофе. И мне, пожалуйста, еще парочку этих пирожных с белковым кремом и корзиночку с клубникой в желе!

Всё же в конце концов они переместились в пирамиду. Ну, просто на всякий случай, объяснила Молли, а Зигмунда Фрейда отрезала: всяких случаев не бывает, но так действительно надежнее. Тем более, многозначительно заметила Мадлен, что время еще не пришло, да и зубочистки не доставили. Товарки слаженным дуэтом шикнули на нее, после чего все трое разбежались: на работу, Док, а как ты думал? Мы ведь живем в реальном мире, а тебе там делать нечего, ты пока тут побудь.

Док вытянулся на диване и закрыл глаза. Делать ему было по большому счету нечего. В реальный мир он и сам не рвался. Для команды сейчас лучше, чтобы всё оставалось как есть, так что Док не собирался возвращаться на базу рассеивать иллюзии, по крайней мере, пока. Ребята надежны, раз он сказал, что вмешиваться не нужно, они не вмешаются. Придется некоторое время побыть в неопределенности, но Доку она уже не казалась такой страшной, как обещают в психологических книжках. Он надеялся, что и ребята привыкли.

Док протянул руку и выдвинул ящик стола. Книжка попалась под пальцы сразу, будто ждала его. Он положил ее на живот, открывать не стал. Может быть, потому, что знал наизусть. Может быть, потому, что хотел иметь свою книжку, где записано все вот так же, но про него. Если бы он стал записывать – с чего бы начал? Так же как, в этой – с «меня зовут…»? Ладно, это придется пропустить. А дальше?

Давайте поговорим о невозможном.

Знаете, есть такие фильмы, в которых человек умер, но не понимает этого. Остается призраком возле тех, кого любит. Любил. Любит.

Цепляется за старое, не может далеко отойти от места своей гибели, от трупа. Мечется между меловым силуэтом на асфальте и любимой женщиной, пугая ее и не давая жить дальше. Пытается защитить – нелепо, бессмысленно. Хочет обнять – и проходит сквозь стены, даже не заметив; а нам, зрителям, раздирая кишки об эти камни, доски, кирпичи, бетон…

Вам, зрителям.

Потому что я не с вами, я по другую сторону экрана.

Это я мечусь между Климпо и всей своей обыденностью, между фактом смерти и жаждой продолжения жизни во всей неизменности, какой ее жаждет счастливое сердце.

Это я умер там.

Я, Док.

Я выпал из потока жизни. Выдрался из него, теряя ошметки кожи на камнях, между которыми проложено его прямое русло. Я прошел сквозь стену и перестал быть с вами. Я призрак. Меня не интересует, что будет дальше. Я хочу, чтобы было, как тогда.

Призрак в кино, допустим, мешает своей возлюбленной продолжить жизнь. А я не даю своему мертвому продолжить свой смертный путь. Погрузиться в смерть. Остаться в покое.

Я не даю ему умереть, потому что чувствую: тогда умру я. И боюсь этого.

Потому что это я умер там, в Климпо, и по какому-то недоразумению – за каким-то чертом – остаюсь здесь. А жить не могу. И боюсь, что так будет теперь всегда, как будто моя жизнь не может закончиться никогда теперь – в точности как призрачное посмертие призрака. Я обречен бесконечно слоняться, то есть медленно-медленно метаться между Климпо и базой, между базой и домом, где красное одеяло огромным пятном на кровати – и я не могу убрать его с глаз долой, потому что призрак не может ничего сделать с материальными предметами.

Я не могу примириться с его смертью, говорит Гайюс. Сильная провокация – сказать мне, что я чего-то не могу. Но недостаточно сильная в этом случае.

Я не хочу примиряться.

Это нежелание гораздо сильнее моего желания доказать, что я могу всё.

Хотя, конечно, меня от этого желания долго и старательно лечили. Мало что может быть опаснее человека, готового на всё, лишь бы доказать, что для него не существует невозможного. Сам же Гайюс лечил. Ну вот, вылечил. Желание доказывать свою неизмеримую крутизну во мне стремится к нулю с той же силой, с какой сам я стремлюсь к Клемсу.

Я слабак. Я сдался без боя. Я не могу взять себя в руки и направиться прямым путем к исцелению. Какое счастье.

Зигмунда Фрейда говорит, что вот так ее мать и зачала ее – отказавшись принять факт смерти своего мужчины. Вот таких чудовищ рождает сон разума. Но мне это не грозит. Впрочем, у меня уже есть три чудовища, разве не так?

– Кто бы спорил, а я не стану, – серьезно ответила Зигмунда Фрейда.

Док взлетел над диваном, перевернулся в воздухе и встал на обе ноги, поймав взлетевшую вместе с ним книжку.