За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Круз cтр.№ 101

Татары из Чистопольского уезда Казанской губернии, которых православная церковь считала обращенными, просили премьер-министра Сергея Витте признать их мусульманами. Они отрицали даже, что им дали православные имена, и объясняли, что местные муллы «несмотря на то, что мы постоянно ходим в мечеть для моления Богу, нам при рождении имен не назначают, браков не совершают и нас даже по магометанскому обряду не хоронят и метрических книг о рождении и бракосочетании и умерших в местной мечети не ведется». Просители жаловались, что подвержены разным лишениям из‐за своего статуса: «часто из наших семей молодые люди призываются к исполнению воинской повинности по наружному виду и в других отношениях мы себя находили, положа руку на сердце, в крайне стеснительном положении». Они уверяли, что всегда были мусульманами и не принадлежали ни православной, ни «староверской секте», и просили власти известить местных мулл, что они не отступники от ислама (указывая: «почему нас называют отпавшими мы и сами этого не понимаем») ^[534].

Делегация видных мусульманских реформистов из Казани в составе Саида Алкина, Габдуллы Апанаева, Ахметзяна Сайдатева и Юсуфа Акчурина подала прошение от имени мусульманского сообщества в целом. Они выражали лояльность и преданность царю и отечеству и сокрушались, что за «грехи наши Отечество наше посещено тягчайшим из всех зол – внутренней смутой».

Поскольку правительство приступило к исполнению царского манифеста от декабря 1904 г., они просили, чтобы Совет министров озаботился исправлением «некоторых весьма существенных недостатков, пробелов и несовершенств этого закона, как не вполне согласованного с духом божественного откровения, данного нам через пророка». Во-первых, они просили, чтобы три судьи ОМДС и особенно его глава были «только лица, которые испытанно сведущи и научно просвещены знанием всех правил Корана, в особенности же во главе этого учреждения должно состоять лицо духовное в полном значении этого термина», учитывая обязанность этого учреждения надзирать над всем, что относится к священному праву. Они предлагали, чтобы муфтия и трех кадиев ОМДС выбирало исключительно из клириков все мусульманское сообщество, подчиненное муфтияту.

Просители замечали, что «малейшее несоблюдение в чем-либо правил шариата поставляется каждому правоверному мусульманину в тяжкий грех», и просили, чтобы «всякий соблазн к сему греху» был ликвидирован законом, который подчинил бы все мусульманские брачные, семейные и наследственные дела «только нашим религиозным законом». Они хотели, чтобы только ОМДС надзирало над исламским образованием и вакфами как общественной собственностью, предназначенной для благотворительных и религиозных целей. Известные казанцы также добивались свободы слова и печати для мусульман и освобождения исламской литературы от всякой цензуры помимо ОМДС. Просители, как и другие татары, требовали, чтобы люди, зарегистрированные как православные, но остававшиеся мусульманами, получили право регистрироваться в соответствии со своей подлинной религией: «Наша святая обязанность о них позаботиться, дабы они нелегально исповедуя святой для нас ислам, не стояли бы в подневольной лжи» ^[535].

«Относительная свобода» сексуальных отношений, возросшая в последние годы среди всех народов империи, затронула и мусульманских женщин. Видные казанцы указывали, что мусульманки иногда совершают детоубийство из страха, что внебрачные дети, брошенные ими, будут воспитаны как христиане. Они просили, чтобы мусульманским общинам было позволено принимать и воспитывать брошенных детей из этих общин или даже из других, если у них видны «все признаки расового мусульманского происхождения».

Казанские реформисты также указывали, что их духовенство не имеет такого престижа, как духовенство христианских конфессий в России. Клирики оставались крестьянами и мещанами и никак не выделялись среди «темных и невежественных сельчан». Отсутствие у них статуса вредило религии, потому что побуждало прихожан обращаться со своими муллами с «низменным панибратством». Казанская делегация просила, чтобы государство привлекало к официальным должностям лучших людей, давая им такие же привилегии и титулы, что и духовенству других религий, и приравнивая к «духовенству господствующей в государстве церкви». Они предлагали, чтобы мусульманским клирикам присваивался наследственный титул «почетных граждан» с теми же правами, что у православных священников, но без требования изучать русский язык. Наконец, видные реформисты просили, чтобы мусульманам было позволено занимать все ранги государственной службы и приобретать имущество во всей империи ^[536].

В петициях из степи доминировали две темы: земля и религия. Поддерживаемая государством миграция безземельных крестьян из европейской России лишала казахов их пастбищных земель. Но для многих общин столь же важна была религия и конфликт между обычным правом (адатом) и шариатом. В июне 1905 г. казахи из Тургайской области подали в МВД прошение о государственной поддержке исламских учреждений у них. Они утверждали, что их народ обратился в ислам в 1262 г., ссылаясь на немецкого востоковеда «историка мусульманства Август Мюллера». Они объясняли, что их религия учила послушанию «Царю Небесному», как и «Царю Земному» – принципу, который «охраняет наш народ от увлечений в сторону либерализма и удерживает поныне в полной покорности и уважении к властям и законам». Далее они отмечали, что попытки разорвать связи между казахами и татарами остались бесплодными. Они сравнивали влияние официальных ограничений на численность мулл в степи с феноменом «беспоповщины» у раскольников православной церкви, отрицавших авторитет священников. Согласно степному уложению 1891 г., на каждый уезд назначался один мулла, благодаря чему мусульманам на территории величиной с Францию приходилось искать единственного клирика для исполнения важнейших религиозных обязанностей. Без легальной регистрации в официальных метрических книгах «всякий киргиз обесправен этим законом настолько, что он лишен возможности доказывать законность своего происхождения, возраст и права состояния» ^[537].

По словам тургайских казахов, эта мера также означала, что мертвые оставались без погребения, а брак, «не будучи освящен религией, должен обратиться в простой торговой договор купли-продажи, который может быть нарушен легко и произвольно контрагентами». Дети от этих браков считались незаконнорожденными. После произошедшего в 1868 г. отказа от поддержки ислама среди казахов их моральное состояние и политическая лояльность пострадали из‐за подавления ислама.