– Слышь, Ваня… Я ног не чую.
Словно не они только что дрались не на жизнь, а на смерть; словно не было этой ужасной схватки на чердаке, о которой Опалин вспоминал с отвращением. Кое-как он поднялся (до того он стоял на одном колене) и, чтобы унять дрожь в ногах, прислонился к корявому стволу яблони. Рыжие волосы Соньки разметались, светлые глаза были теперь прикованы к его лицу, и она по-прежнему водила ладонями по шубе. Этот жест сводил его с ума.
– Где Ларион? – спросил он.
– Где надо, – ответила лежащая с вызовом, и он подумал, что жесты обманывают, она не умрет. Но тут скрипнула калитка, и Опалин увидел, что за ней стоит почтальон – совсем молодой парень, чем-то даже похожий на него, но в очках, которые придавали ему необыкновенно ученый вид. Он с ужасом поглядел на хозяина, который без движения лежал на снегу, и на молодую рыжую женщину в шубе без одного рукава, распростертую возле избы.
– Уголовный розыск, – сказал Опалин, шмыгнув носом, и махнул удостоверением. – Вот что: телефон в поселке есть?
– Е-е-есть, т-товарищ, – пролепетал почтальон, с трепетом глядя на него.
– Дуй к аппарату, – распорядился Опалин, – звони в угрозыск. Он без номера, просто скажешь телефонистке – МУР, понял? Скажешь, что тебе нужен Логинов из первой группы. Повтори!
– Вызвать МУР, – пробормотал почтальон, – Логинова из первой группы…
– Вот, вот. Скажи ему, что бандиты в Виндавке, а я в доме… как хозяина-то здешнего зовут?
– Кручинин. Кирилл Федорович Кручинин.
– Ну вот, пусть они приезжают сюда. Да! Врач у вас в поселке есть?
– Нету, – признался почтальон, конфузясь.
– Тогда скажи им, пусть врача захватят. Там на дороге автомобиль, а в нем раненый шофер угрозыска. Он, правда… ладно, это я сам скажу. И пусть поторопятся. Давай! Одна нога здесь, другая там!
Почтальон убежал. Сонька хрипло закашлялась.
– И чего ты добился, дурак? – спросила она с вызовом. – Ничего же не добился. Только ребят угробил понапрасну. Мусор паршивый…
Кличка «мусор» прилепилась к сыщикам еще в те времена, когда МУР именовался Московским уголовным сыском, сокращенно МУС. Опалин тряхнул головой и полез за папиросами, чтобы привести мысли в порядок. С первой затяжкой ему и в самом деле стало легче. Сонька, лежа на снегу, множила ругательства в его адрес.
– Ты чего добиваешься – чтобы я тебя пристрелил, что ли? – осведомился Опалин, пуская дым. – Что, калеки Лариону не нужны, да? Бросит он тебя?
Сонька замолчала, нервно покусывая губы, и Опалин понял, что попал в точку.
– Бросит и другую найдет, такую же рыжую, – с ожесточением продолжал Иван, вспомнив, что в присутствии этой женщины убивали его товарищей, да и сама она, случалось, убивала тех, кто ей доверился. – Или блондинку. Такую, знаешь, красоточку, походка… Платье под цвет глаз, а глаза голубые. И задница чтоб как орех была. А?
Лежащая тихо заплакала.
– Сволочь! – выкрикнула она сквозь слезы. – Убей меня… ну что тебе стоит? Убей меня, пожалуйста…
– Обойдешься, – ответил Опалин с великолепным презрением. На самом деле ему было неуютно и тошно, но он понимал, что показывать это ни в коем случае нельзя, надо держаться так, словно он – победитель. Докурив папиросу, он подошел к хозяину, который потерял сознание, перетянул ему простреленную ногу ремнем от ружья и принес из дома одеяло, чтобы раненый не замерз.
Потом приехали Логинов с Назаровым и Келлером, которые привезли врача, и Опалин рассказал им о случившемся. Про Авилова он упоминать не стал, а сказал, что подозревал Жукова и следил за ним. Валя Назаров таращился на Опалина с таким изумлением, словно по-настоящему разглядел его впервые, и даже опытный Петрович, казалось, находился в затруднении. Потом было много возни, приехали «скорые», забрали раненых и убитых, а из города прибыли агенты Твердовского, которые должны были помочь организовать новую засаду в доме шайки. А потом наступил вечер.
Глава 24
Золотой поезд
– Терентий Иванович, – сказал Логинов, волнуясь, – это неописуемо. Простите… я просто не могу подобрать другого слова. Он никого не слушает. Попер в одиночку на опаснейшую шайку… Ладно, ему повезло, но ведь его же чуть не убили! Ей-богу, я уже отчаялся. Объясните хоть вы ему, что так нельзя…
Бруно Келлер сидел насупившись, и хотя он не говорил ни слова, по его лицу Логинов видел, что немец с ним не согласен. «Не надо было брать его к Филимонову, – подумал Петрович с неудовольствием, – зря я это сделал». Он сознавал, что неважно умеет командовать людьми, и это царапало его самолюбие, хотя сам он был уравновешенный, объективный и вполне справедливый человек.
– А вы как считаете, Бруно Карлович? – осведомился Филимонов со старомодной учтивостью.
Немец не стал тратить время на предисловия и сразу приступил к сути.
– Я считаю, что Опалина надо наградить, – заявил он. – Хотя бы за то, что мы нашли в доме. Во-первых, теперь мы знаем, что члены шайки, Прохор Аничкин и Игнат Лыскович, по поддельным документам устроились на железную дорогу. Во-вторых, поезд, который пойдет через три дня, а должен был пойти сегодня…
– Бруно! – Логинов аж дернулся. – Вот как раз насчет поезда я хотел бы поговорить особо. Дело в том, что… боюсь, он не в нашей компетенции. Совсем. Потому что поезд, о котором идет речь, – это… это особый состав, который пойдет за границу. С ним едут несколько наших торговых представителей, но главное – два вагона с золотом и ценностями. И… вы сами понимаете, что это значит.
В кабинете повисло напряженное молчание.
– Вы уверены, что правильно определили поезд? – наконец спросил Филимонов, потирая висок, словно тот внезапно заныл.
Логинов пустился в путаные объяснения. Стрелок и раньше грабил поезда – вспомнить хотя бы происшедшее возле Тифлиса в 1923-м… А Ваня… то есть Опалин слышал разговор бандитов. Поезд должен был пойти сегодня, но из-за снежных бурь его перенесли. Сначала, правда, ни один из существующих поездов не подходил к этому описанию, но, к счастью, Назаров вспомнил, что есть же особые составы… Пришлось навести кое-какие справки, и в самом деле, выяснилось, что…
– Так, – уронил Филимонов, откинувшись на спинку стула, и прикрыл глаза веками. – Значит, золотой поезд, да? – Он усмехнулся. – Но там усиленная охрана должна быть… И особый маршрут, насколько я себе представляю, – он вздохнул, глядя на телефонный аппарат. – Вы сказали Опалину о девочке?
Бруно Келлер потемнел лицом.
– Нет, – буркнул он. – Парень, конечно, хорохорился, но он в таком состоянии… Я решил, что ни к чему.
– Мы не стали ему говорить, – добавил Логинов.
Телефон неожиданно зазвонил, и Филимонов снял трубку. После короткого разговора он повесил ее на рычаги.
– Шофер Жуков скончался в больнице, – сказал он. – Что касается вдовы Рязанова, то… Непонятно, насколько она участвовала в замыслах Жукова, и… побуждала ли его к тому, что он сделал, – Филимонов помолчал. – Если она невиновна, эта история испортит ей жизнь. Если же виновна… – он шевельнулся на стуле.