– Усы? Борода?
– Усы есть, а что?
– А приметы у него какие-нибудь особые видела? Ну там шрамы, родинки, бородавки, татуировки…
– Да обыкновенный он, – пожала плечами Наташа.
– Так-таки совсем обыкновенный? Может, у него нос сломанный или полноги не хватает…
– Да нормальный у него нос. Слушай, а кривые пальцы считаются?
– Что значит кривые?
– Ну у него большой палец искривлен и не гнется. Наверное, сломал когда-то. Но я точно не знаю.
– А палец на какой руке?
– На правой.
Значит, лет сорока, шатен или русый, довольно высокий, с усами, большой палец на правой руке плохо сросся и не сгибается. Душа Опалина пела. Но ему надо было узнать еще кое-что.
– Скажи, а в трактире тебе не попадался гражданин, на вид лет 32–34, плечистый, росту среднего, волосы темные, глаза карие, шею обычно шарфом или платком закрывает, потому что на ней сбоку шрам?
Наташа поглядела на него озадаченно.
– Так я ж на кухне… Я в зал не хожу.
– Ну, мало ли что, вдруг ты его где заметила? Может, он к хозяину заходил. Или к Ярцеву…
– Сказано же тебе – в зал она не ходит, – подала голос тетка из-за ширмы.
– Да не видела я никого, – сказала Наташа. – На кухню он точно не заходил. А зачем он тебе?
– Старый знакомый, – хмуро бросил Опалин, вспоминая Одинокий переулок, убитых товарищей и смертельно раненного Шмидта, который из последних сил пытался ему что-то сказать. – Ты завтра с утра работаешь?
– Да, до шести.
– А чем ты в жизни вообще планируешь заниматься?
– А? – вытаращилась на него Наташа.
– Ну вот сейчас образование можно получить, курсы разные, рабфаки. Ты же грамотная?
– Ну, грамотная, – ответила девушка, но как-то не слишком уверенно, и он понял, что это не самая сильная ее сторона.
– Выучилась бы… ну хоть на машинистку, что ли. Не можешь же ты всю жизнь посуду в трактире мыть…
– Почему не могу? Могу. А на машинистку зачем учиться? Ты на бирже труда не бывал, не видел, сколько их работу ищет.
– Ну, не на машинистку, на кого-нибудь еще.
– Нет, – сказала Наташа решительно, – не хочу. Мне бы, знаешь, денег поднакопить. И замуж. Только чтоб он меня не бил, – добавила она, подумав. – И комната чтобы отдельная. Вот это по мне…
За ширмой засмеялись.
– Дура, где ж ты такого найдешь, чтоб руки не распускал, да еще с отдельной комнатой! – в голосе тетки звенел неприкрытый сарказм. – Таких уже давно расхватали…
– Ну, пусть он дерется, только редко. Я потерплю.
Опалин поглядел на Наташу, на ее свежее милое лицо и натруженные руки, и ему стало невыразимо грустно при мысли, что у человека может быть такой убогий потолок мечтаний, такие примитивные стремления. «И главное, она ведь не понимает, насколько все это жалко… Но как ей объяснить? Никак. А ведь девушка-то хорошая, но всю жизнь мыть посуду… Ну да, любой труд почетен. Но…»
Пока в его голове пробегали все эти разнообразные мысли, Наташа глядела на него, на страшный рубец возле виска и думала, зачем такой симпатичный и хороший парень выбрал себе такую опасную работу. «Уголовный розыск… бандиты всякие… Платят им, я слышала, мало… А убить могут. Очень даже запросто… Ему бы куда получше устроиться, хоть в официанты. Тогда я бы с ним… ну, для начала хоть в кино сходила… А угрозыск…»
По счастью, Опалин никогда не узнал, что его прочили в официанты – иначе Наташа услышала бы от него много интересного, но, увы, непечатного. Он заговорил о тумане 3 февраля и стал в подробностях выпытывать, как именно его собеседница провела этот день.
Глава 14
Жених
– Заезжал в Глинищевский, потом на Садовую-Сухаревскую, – сказал Валя Назаров на следующее утро, отчитываясь Логинову о том, где Опалин был вчера. – Потом мотался по Большой Дмитровке. Ужинал в столовой, где обедал – не знаю, – он недовольно почесал щеку. – Слушай, Петрович, а нам обязательно за ним следить? Ну смешно же. Честно-честно. У нас на Стрелка людей не хватает…
Логинов загадочно поглядел на него, достал папиросу, продул ее и сунул в рот.
– По Стрелку, – сказал он, – вроде есть новости. То есть не новости, а так, слухи. Он в губернии на дно залег. Готовится.
– К чему готовится? – спросил Валя.
– Интересный вопрос, – хмыкнул Логинов, блестя глазами. – Хотел бы я знать ответ…
Дверь распахнулась. В кабинет стремительной походкой вошел Бруно Келлер, и всякий, кто хоть немного знал его, сразу же понял бы, что немец воодушевлен и чем-то окрылен – насколько можно говорить о крыльях применительно к человеку, сложением больше всего похожему на крепкий, добротный шкаф.
– Беседуем? – ласково спросил Бруно.
– Обсуждаем, – в тон ему отозвался Логинов.
– А я кое-что выяснил. Насчет Одинокого переулка.
– Ну? Не томи! – заторопил его Валя.
– У одного из бандитов, Луки Бардышева, есть сводный брат. Зовут его Никита Зайцев. Помните, мы еще гадали, на чем бандиты добрались до места? Так вот, Никита – извозчик.
Агенты переглянулись.
– Надо брать Никиту, – сказал Петрович.
– Само собой. Кстати, что там с сестрой Стрелка? – спросил Бруно. – Все та же песня – знать ничего не знаю, ведать не ведаю?
Назаров развел руками.
– Дома он у нее не появлялся. Я проверил. Соседи ее клянутся, что последние дни она жила, как обычно…
Бруно стоял, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Губы его кривились в неприятной усмешке.
– Иногда я жалею, – проговорил он раздумчиво, – что сейчас не 19-й год.
– Перестань, – сказал Логинов, морщась.
– Ты бы ее в подвал отвел, что ли? – недоверчиво спросил Назаров. – Только потому, что она его сестра?
Фраза эта могла показаться загадочной, но все присутствующие хорошо помнили, что еще недавно в подвалах расстреливали, и потому им ничего не надо было объяснять.
– Я бы ее к стенке поставил, а стрелять бы не стал, – холодно ответил Бруно. – Там, у стенки, она бы мне все рассказала. Все-все. И как она общается с братцем, и сколько он ей отстегивает от своих подвигов, и какие сны ее пугали в детстве, и кто ее впервые…
Логинов сделал вид, что не заметил ругательства, и Валя предпочел последовать его примеру.
– Где Опалин? – внезапно спросил немец.
– Работает по другому делу. Оставь его, Бруно.
– А я что? Я ничего. Подумаешь, погорячился. Бывает. Теперь-то я почти уверен, что наших сдал кто-то другой. Ваня звезд с неба не хватает, но не стал бы он так подставляться. Что всех перестреляли, а он будто опоздал, – пояснил Келлер. – Зачем? Он указал бы бандитам такое время, когда он точно был далеко. Чтоб остаться вне подозрений.