Восхождение тени - читать онлайн книгу. Автор: Тэд Уильямс cтр.№ 57

— О храбрый Нушаш, — зашептала она, и лишь затем сообразила, что в то время, как она сама устроила пожар, обращаться к богу огня будет не самым лучшим решением. Да и разве автарк — не сын Нушаша? А Киннитан противится его воле — вряд ли Нушаш воспримет сие благосклонно.

Суйя Рассветный Цветок. Ну конечно — Суйя сама ведь была похищена из дома супруга и вынуждена скитаться по миру. Из всех богов она первая внемлет и поймёт её.

Прошу тебя, о Рассветный Цветок, — взмолилась Киннитан, прижимая к себе дрожащего мальчика, в то время как дым понемногу начал затягивать потолок маленькой каюты. Она уже чувствовала сквозь мокрую шерсть его запах, но хотела сберечь воду — одним богам известно, как долго им придётся ждать. — Помоги нам в сей час нужды, яви мне свою милость и покровительство. Дай мне защитить этого ребёнка. Помоги нам спастись от тех, кто желает нам зла. Славная своим милосердием, будь добра к нам…

Закончив молиться, Киннитан крепко зажмурилась, чтобы глаза не щипал едкий дым, и стала ждать.

Опущенный в кувшин до самого дна лоскут одеяла вышел из горлышка, кажется, даже ещё более сухим, чем был, да и тот, который она прижимала к губам, тоже совершенно высох — Киннитан вдыхала один только дым. Хрупкое тельце Голубя, лежавшего рядом, сотрясал и скручивал надрывный кашель, так что сердце девушки готово было разорваться от жалости.

За серыми плотными клубами дыма уже стало не разглядеть двери.

“Не важно, если я умру, — вновь обратилась она к Суйе и любому доброму богу, который её услышит, — и мне всё равно, что со мной случится, но прошу, если мальчику тоже суждено умереть, позаботьтесь о нём там, на небесах. Он ни в чём не виноват”.

Бедный Голубь. О, что за кошмарную жизнь послали ему боги — у него отняли и язык, и те части, что делали его мужчиной, да к тому же он вынужден бежать, спасая свою жизнь, а ведь всё его преступление было — оказаться не в том месте, когда автарк решил убить одного из своих врагов. Это… это… несправедливо… Бедняжка…

Киннитан помотала головой. Она уже практически ничего не видела и с трудом загоняла воздух в горящие лёгкие. Голубь почти не двигался. В голове у неё стучала кровь, отдаваясь гулким эхом, как будто она нырнула под воду и слышит, как где-то на дне океана бьёт в корабельный колокол утонувший неизвестный купец древности.

Буммм. Буммм. Буммм.

Киннитан пришло в голову, что это очень странно — когда ты под водой. Больно дышать — но иначе, чем она полагала, а ещё вода была такой мутной. Песок. Кто-то или что-то взбаламутило песок океанского дна, и он клубился вокруг неё, поблёскивая золотым, вспыхивая крошечными огоньками, словно ночное небо — звёздочками во тьме, в манящей черноте…

Бум! А затем что-то раскололось, и вода… воздух… дым… всё завертелось, языки пламени взметнулись над нею, и в задымлённую каюту ворвались какие-то фигуры — тёмные, кричащие, в красных отблесках огня похожие на демонов, скачущих в преисподней. Киннитан только пялилась на них, силясь понять, что же происходит, когда сильные руки ухватили её и потащили прочь от Голубя, за выбитую дверь и вверх по лестнице, а она моталась в них, как седло с оборванной подпругой.

Девушка нашла в себе силы заговорить, но голос звучал не громче шёпота:

— Заберите мальчика! Заберите Голубя! Не оставляйте его там!

Киннитан не успела увидеть, несут ли солдаты немого ребёнка — её бесцеремонно свалили на палубу прямо у верхней ступеньки. Огонь был повсюду: он не только вгрызался в доски, но уже лизал мачту, взбирался выше, его языки резвились на парусах и скакали по реям, как стайка злобных демонят. Несколько матросов плескали на пламя водой из вёдер, но это было всё равно что швырять гальку в песчаный смерч.

Другой солдат бросил рядом с девушкой Голубя: малыш оказался жив, но едва шевелился и был почти без сознания. Киннитан несколько мгновений тупо таращилась на творящийся вокруг хаос: вопящих бегающих людей, горящие куски канатов, то и дело хлопающие о палубу, как демонический бич Ксергала — а затем вспомнила, что наделала. Каким жутким костром обернулась её маленькая свечка! Она с трудом поднялась на колени. Нет смысла пытаться растормошить Голубя — за неё мальчика разбудит вода. Ну, или завершит то, что начал огонь.

“На этот раз я точно умру прежде, чем позволю кому бы то ни было забрать его снова…”

Ещё несколько сбивчивых ударов сердца она ждала, пока ближайшие к ней моряки отвернутся, а затем подняла безвольное тельце — насколько смогла — и, пошатываясь, заковыляла к ближайшему борту. Привалившись спиной к низкому ограждению, девушка подтянула Голубя повыше, взвалила себе на плечо и крепко вцепилась в него — тело мальчика перевесило, увлекая её за собой, — и они полетели в море.

Падение длилось дольше, чем она ожидала: Киннитан даже успела задаться вопросом, что лучше — смерть в холоде волн или в огне, как они больно ударились о воду, и зелёный сумрак сомкнулся вокруг них точно огромный кулак.

Баррик Эддон плыл по тьме, словно лист по течению медленной реки. Мысли, из которых он состоял, брали своё начало из этого же течения: и в каковой мере утратили они сложность, в той же мере обрели они связность и цельность. Так покойно, даже приятно, оказалось быть ничем, не желать ничего, но то в нём, что ещё оставалось Барриком, сознавало, что этот приятный покой не будет долгим.

Так и вышло. Они прозвучали из ниоткуда: три голоса переплетались, сливаясь в один, опутывая его сетью слов, лишь постепенно открывающих свой смысл.

— …Давным-давно Бессонные отделились от своего народа, и случилось это потому, что вечное бодрствование свело их с ума. Сон всегда притуплял у Народа боль долгой жизни, и даже те, кто превыше всех и живут дольше всех — Дети Огненного цветка, — могут по-своему отдыхать, отпуская разум бесцельно блуждать в грёзах. Но не было такого покоя, что облегчил бы боль Бессонных, навечно обречённых на заточение среди гулкого эха собственных мыслей в пещерах разума.

Оттого и восстали они против собратьев, отвернулись от остального Народа и ушли в дикие места, чтобы там начать новую жизнь. В лесу за Утраченными землями они построили великий город и назвали его Сон — но и поныне нет согласия в том, было ли то название яростным вызовом Народу, ими оставленному, или печальнейшей из шуток.

Нет горше раскола семьи. Много лет подряд с той поры Народ и его бессонные братья проливали кровь друг друга, поступали друг другу наперекор. Отдаление породило вражду. Бессонные даже перестали почитать тех богов, которых прежде любили, так что от храмов и алтарей в священных местах Сна остались одни руины.