– А ты что скажешь? Почему молчала?
– Простите отец! Спаситель мой после боя уснул крепко, а генерал стал угрожать мне смертью безвременной, пришлось молчать. Но вот мой платок, омоченный в крови и поте истинного победителя, и локон мой в его сумочке есть, в бою он мне кончик косы нечаянно срезал.
Тут Лилька смутилась и спряталась за фатой, а царь неожиданно усмехнулся и сказал:
– Ну, коли уже и косу срезал, так забирай победитель дочь мою в жены. С судьбой не поспоришь, а его, – царь грозно взглянул на генерала, – тотчас гнать обманщика вон из государства плетями, что бы впредь царю врать, неповадно было!
Тут гости изрядно развеселились, и спешно проводили молодых в спальню, а едва дверь затворилась, они вновь оказались на берегу протоки. На полотенце посапывал Тимка, вдали доносились голоса друзей, и жизнь была прекрасна, как и маленькая золотистая открыточка на покрывале с двумя словами:
– Совет да любовь!
Не успела дружная компания дойти до воды, как зоркая Настя углядела знакомую открыточку:
– Ура! Вы тоже закончили квест! Поздравляю!
И бросилась обнимать смущенную парочку.
Глава 44
После торопливых объяснений все наконец полезли в воду, и наплескавшись, освеженные разлеглись на берегу. Машка по своей преподавательской привычке пересчитала всех по головам и вздохнула:
– Васьки с Кощеем нет.
– Не переживай, утешила ее Настя, к обеду вернуться, Вера Павловна любимый Васькин салат обещала, с творогом.
Девчонки похихикали слегка нервозно и вновь разлеглись на солнышке, пусть загар получше схватиться.
Едва Василиса прикрыла глаза, как ее окружил аромат сухого сена, горящего дерева и жилья. Она вновь лежала на кровати в девичьей светелке, а за окном гас соколиный крик. Немного пошевелившись, Васька поняла, что телом своим еще не владеет, крепкого зелья намешали ей сестрицы, но рядом с рукой что-то зашуршало. Паническая мысль:
– Мыши!
Заставила изо всех сил потянуться и глянуть на руку. Под длинным узким рукавом шуршал рулончик пищевой фольги. Откинувшись на спину, чувствуя, как постепенно спадает онемение с рук и ног, Васька принялась строить план действий.
Не зря ведь Кощей настоял, что бы она с собой фольгу везде носила! Что там сокол кричал:
– Сносишь три пары башмаков железных, три посоха изломаешь, да три колпака изорвешь? Хм, так ведь фольга металлическая, верно?
Кое-как свалившись с кровати на пол Василиса принялась ваять из фольги колпак, посох и башмаки, в одном экземпляре. Все же рулончик фольги с собой таскать куда удобнее. чем изделия из нее.
Когда онемение спало совсем и кривые, косые но целые девайсы были готовы Васька принялась собираться всерьез – одела свежую рубаху, сарафан, переплела потуже косу, отыскала кусок холста для узелка и прихватив изделия рук своих спустилась в кухню.
Кухарка уже хлопотала у печи и изумленно глядя на Ваську и ее блестящие вещички выдала пол ковриги хлеба, сыру домашнего, больше похожего на адыгейский, да яиц печеных пяток. Жбанчик для воды Василиса отыскала сама. Потом поклонилась зашедшему в кухню отцу и сказала:
– Гой еси тебе батюшка родимый, извели сестрицы мое счастье девичье, благослови ты меня батюшка в дальнюю дорогу, суженого моего искать.
Мужик оглядел собранную в путь Ваську и сняв с киота икону перекрестил.
– Ступай, дочка. Да коли не найдешь ничего, возвращайся, дом отцов для тебя всегда родной! И слово мое крепко!
Васька прослезилась и крепко обняла отца. Кухарка же ставшая невольной свидетельницей стояла, закрутив руки в фартук, и рыдала в голос. Обняв и ее на прощание, Васька торопливо сбежала с крыльца. Натянула свои странные чеботы, колпак, взяла в руки посох и шагнула в дремучий лес.
Сначала не поняла, что случилось, а потом догадалась, делая шаг, порвала один из башмаков, вот по закону сказки сразу в лесу и очутилась. Словно большую часть пути прошла. Осталось колпак изорвать, да посох сломать. За этим дело не стало – пара колючих елок по дороге, да напугавший до икотки ворон которого от страха шлепнула посохом, и вуаля – перед Васькой оказалась избушка на курьих ножках!
– Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!
Избушка, скрипнув, развернулась, и Васька осторожно поднялась по обомшелым ступеням. Внутри оказалось пусто – печь, стол да лавки, пара ухватов в углу и хрупкая старушка, высунувшаяся с печи:
– Что ты девица дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
Васька вежливо поклонилась да выложила из узелка кусок хлеба и пару яиц.
– Ищу я бабушка, Финиста Ясна Сокола.
– Ох, девка, нелегкое это дело! Но впрочем, помогу я тебе, вот тебе серебряное блюдечко, да наливное яблочко, авось пригодятся. И клубочек там, в корзинке возьми, он тебе дальше путь укажет!
Васька сердечно бабулю поблагодарила, и распрощалась, а выйдя в лес, принялась новые башмаки мастерить, и колпак и посох.
Следующая избушка была пониже, поворачивалась неохотно, а старушка с теплой печи слазить не пожелала совсем, так что кусок хлеба с сыром Васька ей прямо на печь подала.
– Ладно, девка, вижу, сестрица моя тебе помогла, и я без помощи не оставлю. Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце, да смотри не продавай, и даром не давай, проси с Финистом ночь побыть!
Васька сердечно поблагодарила старуху, и попрощавшись вышла в лес. Странный то был лес, глухой, непроглядный, огромные лапы елей, сосен, ветви дубов смыкались над головой, полностью скрывая небо.
В настоящем лесу Василисе бывать приходилось – большинство спортивных баз располагались в звонких сосняках, либо в зеленых и свежих смешанных лесах, но вот такого дикого сочетания Ваське встречать не случалось.
Вздохнув, Василиса присела прямо на затянутую мхом землю – привычные руки мастерили башмаки, а глаза жадно выхватывали длинные, словно серьги шишки, плотно висящие на еловых ветках, крепенькие боровички возле сосен и дубов, алые капельки костяники и нежные стебельки кислицы.
Закончив мастерить, Василиса благодарно поклонилась дивному лесу, и бросила на землю невзрачный серый клубочек. Через пару шагов лес перед ней изменился, словно надломился, постарел. Дубы великаны покрылись бородами седого мха и трещинами – морщинами, Красавицы – сосны потемнели, растопырив в стороны сухие обломанные сучья, ели устало опустили огромные лапы, без единой шишки. Землю поверх толстого слоя опада устилали сухие ветки, в глубинах ветвей раздавалось грустное уханье филина и дробный стук дятла.
Избушку Василиса еле нашла – та совсем вросла в землю, и поднималась с таким ревматическим скрипом, что девушка чуть не заплакала. Наконец поеденная плесенью дверь распахнулась, и Васька несмело ступила в пахнущую сыростью темноту. Старуха была, и даже очень любопытная и разговорчивая: