У входа валялось роскошное платье, словно отлитое изо льда. Рядом снежным сугробом высился кафтан, тут же под кафтаном выглядывал яркий голубой ситчик в мелкий цветочек и алый кушак с длинными кистями.
Притормозив разглядывая эту груду Машка шумно выдохнула и услышала воркующие в палатке два голоса. Один несомненно принадлежал Анне, а второй похоже Стасу. Не подходя ближе, сбросившая пар Машка, проговорила чуть громче, чем требовалось:
– Мы на протоку собираемся, купаться, пойдете?
– А, нет Маш, мы еще поспим, недавно вернулись.
– Как хотите, вздохнула Машка, и не удержалась, вещи приберите, а то наступит кто, жемчуг посыплется…
И только отойдя к столу, поняла, что означают эти роскошные наряды:
– Девчонки, Анна со Стасом тоже в сказку попали!
– Да ну?
Изумилась Аленка.
– Точно! Возле палатки такие наряды валяются, что впору тебе Премудрая наша носить!
– Ну и хорошо, неожиданно для всех проговорила Василиса, может они нашли друг друга.
– Как знать, пожала плечами Вера Павловна, но ночью они явились весьма нервными, даже наливку допили, а потом уж и спать пошли.
– Ладно, девочки, решительно прервала обсуждение Аленка, не нашего ума это дело, они сами взрослые, разберутся, пойдемте на протоку, как собирались.
И решительно встав из-за стола, проплыла белой лебедью к палатке. Но сюрпризы еще не кончились, едва заглянув в палатку Аленка тут же выбралась обратно придерживая животик:
– Девочки, идите сюда!
Встревоженные подруги тут же собрались у скромной палатки, и отец Иоанн по просьбе жены вытянул из-за синего синтетического клапана новенькую резную колыбель с полным набором приданного, поверх которого возлежала золотистая открытка, подписанная всего двумя словами:
– Совет да любовь!
Повиснув у мужа на шее Аленка зашмыгала носом:
– Вань, значит все? Мы прошли испытание?
– Наверно, я не знаю, Аленушка, но подарок очень красивый и нужный, ну-ну не плачь! Малышу вредно, когда ты расстраиваешься.
Аленка потихоньку успокаивалась, и понемногу все собрались идти купаться, только Кощей неожиданно вернулся с тропинки и сунул в руки Ваське рулон пищевой фольги.
– Зачем?
Василиса удивленно воззрилась на мужа.
– Просто поноси ее с собой, пожалуйста, и помни, что я тебя очень люблю, и очень постараюсь остаться тебе верным.
И добавил, когда Васька смутившись убежала вперед:
– Я тоже читаю сказки.
Глава 43
Лилька и Ги действительно проснулись раньше всех. И выпив по кружечке перченой ухи, отправились с сыном купаться. Вода с утра была холодной, и быстренько окунувшись, они уселись на берегу поиграть с сыном. Вскоре полночи гусаривший мальчуган уснул, положив голову матери на руку, и Лиля решила, что неплохо будет подремать еще, после всех треволнений. Но едва она закрыла глаза, как в уши ворвался шум.
Оказалось, что Лилька сидит за столом, занавешенная фатой и по этой причине ей трудно рассмотреть того кто сидит рядом и крепко, до синяков сжимает руку. Раздраженно дернувшись, она добилась только усиления хватки – еще чуть– чуть и кости затрещат! Тогда Лилька сменила тактику – расслабила руку, немного сползла в кресле, и сделав вид, что ей душно принялась медленно обмахиваться ладошкой.
Сработало! Неизвестный тип хватку ослабил и заговорил с соседом, а Лилька сосредоточилась на изучении фаты изнутри. И обнаружила, что фата не цельная! Она оказалась запашной, и если чуть-чуть придержать краешек, то «неловким движением» вполне можно открыть удобную для осмотра местности щелочку.
Вокруг оказалось множество народу – все сидели за накрытыми столами и как-то мрачненько наливались вином. Тут и перед Лилькой едва ли не полуведерный кубок водрузили:
– Вам госпожа передали с просьбой выпить за победителя ужасных змеев.
Типус рядом повернулся, и Лилька узрела перекошенную рожу генерала сопровождавшего ее в поездке к тетушке. Рожа, противно грохнула, изображая смех, и заскрипела:
– Выпейте за меня царевна! За своего жениха! Я буду счастлив, если за мое здоровье вы осушите этот кубок до дна!
– Ага, как же! Зло подумала Лилька, подтягивая кубок к щелочке в фате. Победитель! Небось, пока Ги отсыпался и меня утащил и головы! А теперь еще и напоить собрался, чтобы не сопротивлялась!
И попробовав слабенькое виноградное вино начала потихонечку сливать его в рукав.
– Тряпка длинная, до полу, журчания никто не услышит, и голову на плечах сохраню, думала Лилька, аккуратно сцеживая вино через ладонь. Вдруг в руку ей скользнуло нечто, довольно тяжелое, на ощупь предмет больше всего походил на перстень.
Поднеся ладонь под прикрытием фаты ближе к глазам, Лилька увидела знакомую печатку – она сама надела ее на палец Ги после боя со змеем. Бережно, словно хрустальный Лилька поставила кубок на стол и под прикрытием расшитой золотом тряпки осторожно осмотрела зал. Ги стоял у колонны, одежда оставалась простой, но была уже чистой, а через плечо болталась знакомая сумочка.
Тогда Лилька решительно поднялась с кресла, увернувшись от руки «жениха» попытавшейся цапнуть ее за руку.
– Гой еси вам добрые люди! Собрались вы сегодня здесь на почестной пир, а того не ведаете, что не за того человека пьете, не за победителя кубки поднимаете, а за лгуна и обманщика! Вот он, истинный мой спаситель! Лилька взмахом руки указала на Ги и заодно заехала мокрым рукавом по морде генерала.
Фальшивый победитель взревел и опрокидывая блюда кинулся к Ги, но тот ловко увернулся, подставив под удар серебряное блюдо. Тут поднялся величавый старик сидящий справа от генерала и громко возвестил:
– На царском пиру непотребство чинить не дозволю! Докажи добрый молодец, что ты и есть тот воин, что одолел драконов!
– Все просто, Ваше Величество! Учтиво поклонился Ги и Лилька вновь ощутила гордость за мужа.
– Коли генерал утверждает, что это он зарубил устрашение всей округи, пусть скажет какой в головах змеевых выставленных тут в зале изъян?
– Изыди, смерд! Завопил генерал. Никакого изъяна в головах нет! Я их с плеча рубил, вот они головы, целехоньки!
Тут Ги снова поклонился и извлек из сумочки свой трофей – языки змеевы.
– Так это ты на пиру тут, небось, по-тихому вырезал!
Вновь завопил генерал.
– Взгляните, Ваше Величество! Пригласил Ги царя подойти ближе. Здесь на блюде лежат только три головы, а всего их было восемнадцать, а вот взгляните на срезы – царь, подойдя ближе сам бестрепетной рукою выбрал три языка принадлежащих лежащим на удивление публике головам. А потом повернулся к дочери и вперил в нее суровый взгляд: