– Как оказалось, я ошибся.
– Видимо, да, но ты не виноват: даже я, имея в распоряжении целое тело, которое уже не способно ни жаловаться, ни сопротивляться, теряюсь в догадках! Я сейчас занимаюсь печенью Протасенко: ее огромный размер говорит о серьезных повреждениях, на что также указывает иктеричность склер – может, это что-то прояснит… А вот легкие я исследовал полностью.
– И что в них?
– Пневмония с абсцедирующими полостями, осложненная гнойным плевритом.
– О как!
– Интересно, что все внутренние органы нашей больной чересчур полнокровны, в них куча кровоизлияний и каких-то желтых бугорков с гнойными массами. В лимфоузлах и подкожной клетчатке тоже полно абсцессов… В общем, работы непочатый край!
– Меня мучает вопрос: Протасенко делала аборт?
– И не один. Последний – совсем недавно… Это ты из-за окситоцина интересуешься?
– Да… Хорошо хоть, эта гадость не заразна!
– Точняк, а то больница уже была бы оцеплена войсками РХБ!
[7] Но, похоже, больше никто не заболел, и это дает нам хотя бы один плюс.
– Какой?
– Время. У нас есть время, Мономах, которого катастрофически не хватает в случае высокой контагиозности
[8] заболевания. Думаю, мне придется кое-что почитать, потому что моих знаний не хватает, чтобы строить разумные предположения!
– Ну-у, если уж твоих знаний не хватает… – протянул Мономах, качая головой. – Ладно, не буду тебя больше отвлекать. Отправляйся-ка ты домой – утро вечера мудренее!
– Нет, я, пожалуй, еще поработаю: страсть как хочется выяснить, что же такое случилось с Протасенко… А ты, давай, дуй, а то у твоего сожителя наверняка п-пылов стынет!
– Не у сожителя, а у…
– У приживала, так и быть! Давай-давай, чеши с ветерком! Если что выясню, звякну.
Телефон затрезвонил, когда Мономах подходил к лифтам.
– Зайди ко мне, – сказала Нелидова. Голос ее звучал напряженно. – Срочно!
* * *
Алла предоставила вести допрос Дамиру и Александру, в то время как сама расположилась у монитора компьютера с пакетиком свекольных чипсов (диетолог Добрая скрепя сердце согласилась на эту уступку при условии, что овощные чипсы ни в коем случае не будут включать картофель) и приготовилась хорошо провести время, наблюдая за работой профессионалов.
Павел Токменев не походил на матерого уголовника, хоть и отмотал срок в тюрьме, и Алла скептически относилась к возможности записать его в подозреваемые. Для того чтобы совершить такое преступление, какое ему приписывалось, Токменев должен обладать твердым характером, недюжинным умом и, самое главное, специфическими знаниями о медицинских препаратах. Почему-то Алле, когда она впервые увидела парня, не показалось, что в его арсенале все это есть в наличии.
Он выглядел как обычный молодой мужик, потрепанный жизнью и так и не нашедший в ней своего места. Винить в этом ему следовало лишь одного себя. На лице его, простоватом, но еще не лишившемся юношеской привлекательности, проступали явные признаки того, что через пяток лет он превратится в горького пьяницу, о котором никто не скажет доброго слова. Даже его собутыльники. А еще на лице Токменева Алла читала недоумение по поводу того, зачем его притащили в допросную: вряд ли он сознавал, что находится в СК, а не в обычном районном участке.
– За что ты убил Лиду Ямщикову? – без обиняков спросил Ахметов, буравя подозреваемого тяжелым, неумолимым взглядом, который припасал для особо сложных случаев.
Задержанный посмотрел на него как на умалишенного.
– Убил? Лидку? Я?!
– Да, ты – Лидку – убил! А я только хочу знать, за что?
– Так… она же сама… вроде?..
– Сама, как же! Ты ее столкнул с балкона, предварительно напоив до бессознательного состояния!
– Ага, напоив! – тут уж возмутился Токменев. – Хотел бы я увидеть того, кто смог бы Лидку… Да не стала бы она со мной пить! Думаете, я не предлагал?
– А ты не водкой ее поил, а лекарствами, – парировал Белкин. – Феназепам – знакомое название?
– Фена… что?
– Не строй из себя идиота: ты скормил девушке горсть таблеток, а когда она потеряла связь с реальностью, вытащил на балкон и сбросил вниз!
– Неправда, я ничего такого не делал! – во весь голос заорал задержанный и попытался приподняться, однако Дамир мигом пресек его попытку, вдавив Павла обеими руками обратно в жесткое сиденье стула.
– Лидка… она не могла! Никто не мог ее убить, она… она же безвредная была, правильная!
– Вот именно, что правильная, а ты, ушлепок, злился на нее…
– Да за что?!
– За то, что жизнь твоя поганая не удалась, вот за что! За то, что она порвала с тобой, а потом пыталась наставить на путь истинный. За то, что встречалась с другим парнем, богатым и интересным. За то, что вставала на сторону соседей, когда они пытались тебя приструнить. За то…
– Да не убивал я Лидку, вы что, с дуба рухнули?! Я, может, только ее и любил на всем свете, а она…
– А она тебя – нет, так?
– Она меня жалела, хотела…
– Ну, продолжай, – поторопил Ахметов, – чего она от тебя хотела?
– Чтоб я бухать бросил, нашел нормальную работу, помочь обещала…
– А чего вы ругались у мусоропровода? И не бреши нам, что этого не было или что это был не ты, а соседка все перепутала!
– Да я и не собирался… – Парень сразу как-то сник и уставился на свои сцепленные на столе кулаки.
– Ну, давай, не тяни кота за хвост! – рявкнул Александр, подаваясь вперед. – Ругались?
– Ругались…
– И?
– Лидка нашла мне работу.
– Что?
– Работу нашла, понимаете? Она думала, что если я начну работать, то перестану общаться со своими приятелями и… ну, короче, пыталась помочь. Но мне это было не надо: бабла с гулькин нос, вставать рано и все такое. Вот она на меня и налетела с обвинениями, дескать, я человек пропащий и жизнь моя конченая.
– А ты что?
– А что – я? Я тоже орал. Что она мне проходу не дает, постоянно лезет в мою жизнь… Только она и лезла-то, ведь остальным наплевать… Ну, не мог я Лидку, слышите?! Она, единственная, хотела, чтобы я человеком стал, а я…
– Где ты был в день, когда погибла Лида? – спросил Дамир.
– Дома я был, где ж еще…
– Кто может это подтвердить? – подхватил Белкин. – Твои дружки-алкаши?