– Я вас не осуждаю. – Лилиан смутилась. – Просто я пойду. Вам тоже дай Бог. Удачи.
– Вы здесь новенькая, – сказала Росита. – Я понимаю, я все помню. Лучше вам этого не знать, – добавила она, – но двух лет на этой скамье хватило с лихвой.
Лилиан уже попятилась, но эти слова – «лучше вам этого не знать» – ее остановили. Что еще она может узнать? Разве мало страданий выпало на ее долю?
– Два года? – переспросила Лилиан, сердясь на них, их не жалея. – Мы в этом кошмаре живем всего два месяца. По мне, так хуже не бывает.
– У нее энергии – на десятерых, – сказала Росита, повернувшись к мужу. – На первых порах без такого напора не обойтись.
– Улетайте, если вам так лучше, – сказала Лилиан. – Но страдаю я не меньше вашего.
– Может, больше, может, меньше. Как бы то ни было, мы уже два года тут. Вы не можете себе представить – что бы вы ни говорили, – чего стоят эти два года. Нашего Дэниела забрали в семьдесят четвертом.
– Напасти начались раньше, – вспомнил Лейб. – Еще до хунты, до Исабелиты, еще при Пероне.
– Неправда, – возразила Лилиан. – Вы говорите о чем-то другом. Тогда люди не пропадали.
Росита ласково улыбнулась ей, потом и мужу.
– Даже сейчас, – сказал Лейб, – нам трудно себе представить, что до нашего Дэниела кто-то тоже пропал.
– Мы вас понимаем, – добавила Росита. – Все мы такие. Пока напасти не коснутся тебя лично – это не напасти.
Лилиан и впрямь убежала от них. Выскочила в вестибюль, опрометью спустилась по лестнице. Сидеть там, пока она не станет под тиканье часов такой, как та женщина, – этому не бывать. Она прекрасно понимала: попорченный habeas corpus с вычеркнутым именем, во-первых, выписан не на ее сына и, во-вторых, не доказывает, что на ее запрос не ответили. Но если верить чиновнику в коридоре, эти вопросы – в компетенции другой части Министерства по особым делам. Впрочем, сейчас у нее нет и этого документа. Его, уходя, забрал с собой Кадиш. Но она все равно отыщет человека с перышками на шляпе, заставит помочь ей. Лилиан направилась к лестнице справа.
Дверь оказалась заперта, Лилиан попробовала повернуть дверную ручку. Потом стала барабанить по двери кулаками. В вестибюле не было никого, кроме Лилиан и охранника. Он тут же подошел и спросил, что она вытворяет.
– Мне надо наверх, – ответила она.
– Это я и так сообразил. Только без специального пропуска туда нельзя, а если бы он у вас был, мне бы сообщили. Велели бы вас проводить.
– Вы неправильно выдаете номерки, – сказала Лилиан. – Нехорошо так. Выстроили бы людей в шеренгу и раздавали, от первого до пятидесятого, пришел – становись в очередь.
– По-моему, у нас с вами не об этом разговор.
– У нас разговор о садизме. То, как вы раздаете номерки, – садизм в чистом виде. Вот и вы, вместо того чтобы открыть дверь, мучаете меня – и это тоже садизм.
– Чтобы попасть наверх, нужно разрешение, тогда я вас сопровожу.
– Я там уже была, – сообщила Лилиан. – Мы с мужем ходили туда вместе. Я вернулась, потому что мне надо кое-что доделать в той части Министерства.
– Возьмите свои слова обратно, – сказал охранник.
– Что? – не поняла Лилиан. Она в испуге заморгала, настолько по-детски прозвучала его просьба.
– Если вы говорите правду, у меня будут неприятности, серьезные неприятности.
– Я говорю правду.
– Все равно возьмите свои слова обратно, – повторил охранник на полном серьезе. – Если вы там были, у меня в журнале должна быть запись и справка в папке, она потом идет в архив, в ней список всех граждан, которые побывали наверху на прошлой неделе. Но папку я никуда не отправлял и ничего в журнал не записывал, потому что никто наверх не ходит.
– Я говорила с вашим чиновником в коридоре. Он обедал. – Лилиан знала, что надо замолчать. Если придется ходить в Министерство каждое утро, счастливые номерки ей все равно не достанутся. – Пропустите меня сейчас, – попросила Лилиан. – И все свои слова я возьму обратно, и про первое посещение, и про второе.
– У вас две секунды на то, чтобы взять ваши слова обратно, иначе я буду вынужден пресечь вашу попытку попасть в охраняемую зону.
Неужели он готов применить силу? Нет, такое трудно представить. Вот почему она сказала:
– Только правду. От меня все услышат только правду.
Этот первый удар она пропустила. Он предназначался не ей, но раздался треск, и в пустом вестибюле он прозвучал так громко, что Лилиан вскрикнула и подскочила. Несколько секунд ее колотило от страха. Это охранник вытащил дубинку и что было силы ударил по двери. Вскинул дубинку снова, и на этот раз занес ее над Лилиан.
– Вы туда не поднимались, – сказал он. – Возьмите свои слова обратно.
Но Лилиан не могла взять свои слова обратно, ведь она же там была. Казалось, надо быть не в своем уме, чтобы упрямиться, – он одним ударом может переломать ей кости.
– Я там была, – сказала она. – А вы были здесь, как всегда, и вы меня не остановили.
Говоря это, она сжалась, сгорбилась, опустила голову – приготовилась к удару. Но охранник всего-навсего сунул дубинку в петлю. Неужели она победила его силой своего упорства? Она распрямилась и тут поняла: они были не одни.
Лилиан почувствовала, что за ее спиной стоит мужчина. Потом кто-то по-дружески сжал ей плечо, и мужской голос – вот уж неожиданно – сказал:
– Конфетку хочешь?
– Нет, спасибо, – отказался охранник. – Не сегодня.
Одну руку он держал на дубинке, а другую поднял, отказываясь от конфеты.
– Ладно тебе, – настаивал мужчина. – Кроме тебя тут нет такого второго сладкоежки, как я.
– Я на работе, – последовал ответ.
– Судя по тому, что я слышу, тебе надо передохнуть.
Охранник побагровел и, не обращая внимания на мужчину, снова заорал:
– Возьмите свои слова обратно!
– Угощайся, – раздался голос. Длиннющая рука протянулась из-за спины Лилиан и пересекла расстояние между ней и охранником. Шоколадная монетка в золотой фольге опустилась в руку стража порядка.
– Она врет, – сказал охранник. – Никуда она не ходила. – Он напустил на себя строгость, но одна сторона его рта улыбалась.
– Дать этой женщине по голове – оно, наверное, и неплохо, но, может, в порядке личного мне одолжения, ты готов решить этот вопрос как-то иначе?
Охранник кивнул.
– А вы? – обратился мужчина к Лилиан. Она уже поняла, по длине его руки и высоты, с которой шел голос, что, обернувшись, надо посмотреть вверх. И тем не менее почувствовала себя коротышкой. Сначала она увидела мундир, потом шею, воротник стойкой. Это был военный священник. Поднять глаза выше она побоялась.