И Лилиан поняла, что им нужно уходить.
– Включите музыку погромче, – попросила Лилиан. – Пусть играет, слушайте.
Водитель покорно прибавил звук.
Лилиан обняла девушку, – они были на заднем сиденье. Прижала к себе, и та не отодвинулась.
– Не в моем доме, – зашептала Лилиан. – Скажи мне, что ты там не была. Не была у моей булочной. Не была в моем квартале. – Девушка отстранилась. – Ладно, – сказала Лилиан. – Ш-шшш. – И снова с силой притянула девушку к себе. Погладила ее по голове, по свалявшимся, склеившимся волосам. – Ш-шшш. Прости. Больше спрашивать не буду.
Девушка жила в Бельграно, в хорошем районе. В полицейском участке она не захотела сказать, где именно, и полицейскому пришлось записать для Лилиан адрес.
Лилиан смотрела, как мимо проплывает город.
– У меня есть сын, – сказала она, – такой же, как ты. Его тоже где-то держат. – Она покачала девушку, заворковала: – Ты Пато не встречала? Парень по имени Пато тебе не попадался? Худющий, с копной волос. – Лилиан улыбнулась. – И с носом. Здоровенным носом. – Лилиан выгнула шею – так, что стало больно. Ей не хотелось отпускать девушку, отнимать ухо от ее рта: вдруг та что-то прошепчет под грохот музыки?
– Ты же свободна, милая, – увещевала Лилиан. – Худышка, скажи, не бойся.
И еше несколько минут Лилиан крепко держала девушку, прижимая ухо к ее теплым губам.
– Они в тебя такое суют, вы даже не представляете, – вдруг сказала девушка. – Много всякого, и их так много.
– Что такое ты говоришь? – поразилась Лилиан. В этот день столько всего произошло, что ее мозг отказывал.
– Электричество, – пояснила девушка. – Его втыкают в тебя. – Девушка обхватила голову Лилиан руками. Прижала нос к носу, лоб ко лбу, глаза к глазам Лилиан и, часто мигая, сказала резко и внятно: – Я беременна от электричества.
Лилиан ничего не понимала. Что означают эти слова, почему из этого теплого рта идет такой холод? Этому ребенку отшибли что-то очень важное. И хотя от девушки веяло холодом, в Лилиан проснулась любовь к ней. Она привлекла ее к себе, стала растирать обеими руками, пытаясь как-то отогреть.
– Доченька, – прошептала Лилиан. – Откинься назад, девочка моя.
Девушка откинулась на сиденье, обмякла, и Лилиан еще крепче прижала ее к себе.
– Ш-шшш, – бормотала она. – Доченька моя. Скоро приедем, скоро будем дома.
Часть третья
Глава тридцать пятая
Удачный вечер, удачный день. Кадиш справился с работой, получил деньги и выложил перед Лилиан симпатичную пачку банкнот – пусть полюбуется! Но Лилиан бросила на нее бланки из Министерства юстиции.
– Посмотри, что с нами делают, – сказала Лилиан.
Кадиш взял листок и, как и полицейский, увидел, что из-под одного имени проглядывает другое.
– Это возмездие, – продолжала Лилиан. – Все эти трупы с кладбища Благоволения, зарытые в безымянных могилах. А у нас наоборот – кроме имени ничего не осталось. Будь она проклята, эта твоя работа, – добавила она. – Из-за нее наш дом проклят.
Раньше Лилиан в такой безысходности Кадиш не помнил. Она и в мыслях ничего подобного себе не позволяла.
– Подумаешь, отлетел кусок камня, – сказал он. – Тоже мне, ущерб.
– Он едва начал говорить, как вы стали ругаться. Не думала, что на ненависть ты ответишь ему ненавистью. Думала, это у тебя так, показуха. Наезжаешь на него с горя. Но теперь, Кадиш, я все поняла. Это твоих рук дело. Ты навлек на наш дом проклятие, а потом еще и дверь открыл. Ты этого хотел, и твое желание исполнилось.
Она не могла знать, что из всего ее мира проклятий и предрассудков, где нельзя рассыпать соль и переступать через чьи-то ноги (во что он ничуть не верил), в одно он все же верил. В ту последнюю ночь он сказал сыну: лучше бы ты не родился.
– Заткнись, – велел Кадиш.
И для верности накрыл ее рот рукой и зажал. А сам попробовал успокоить ее – и себя – разговором.
– Есть новый план, – объявил он, и голос его истерически взлетел. – Поверь мне, Лилиан. Все поправимо.
Лилиан сбросила руку Кадиша.
– Что мы можем сделать? – спросила она. – Снова пойти в Министерство по особым делам? Я скорее умру.
– Девушка, Лилиан. Вот реальное доказательство, и оно куда весомее, чем слова булочницы или фотография с большим носом. Увидишь. Она скажет правду и спасет нас. – Тут до Кадиша дошло. – Надо было привезти ее сюда. А ты ее отпустила.
– Девочка у себя дома, в родных стенах. Иди и забери ее, если такой умный. Она совершенно раздавлена. Ее просто нет.
– Ты тоже за кое-что в ответе. Сегодняшний кошмар, эта мука – тут и твоя вина.
Но Лилиан ни в чем каяться не собиралась.
– Я совершила всего одну ошибку – оставила тебя и Пато без присмотра.
– Не одну, – возразил Кадиш. – И вот результат – это страшное разочарование. Из-за кого мы поверили, что все кончится хорошо, как не из-за тебя. И с самого начала все делали по-твоему. Так что давай, скажи мне, что делать дальше.
– Идти к евреям.
У Лилиан редко такое получалось. Это Пато был мастер пнуть Кадиша в самое больное место. Теперь это удалось Лилиан, и, как в случае с Пато, он, не подумав, яростно выкрикнул:
– Да пошла ты!
– Если кто и поможет нам найти сына, так только они. Еврей в безопасности только среди своих. – И с неподдельной грустью в голосе сказала: – Я бы никогда не отошла от них, если бы не ты.
– Они сами от нас отошли. И ты хочешь идти к ним на поклон?
– Думаешь, они будут злорадствовать? За кого ты их принимаешь? Мы остались одни, Кадиш. Кто еще протянет нам руку?
– Тебе кажется, это единственный ответ, а я тебе говорю: этот ответ неправильный. Пожалеют – еще не значит, что примут. А кроме жалости ты от евреев ничего не дождешься.
– Они нам помогут.
– Они сделают вид, что сочувствуют, а сами подумают: небось парень попал в беду не случайно. Не иначе как получил по заслугам. Они будут спасать только тех, кто, по их мнению, ведет себя как подобает.
– Не смей говорить так, будто Пато нет. Не смей говорить так, будто у нас нет сына.
– Его нет, – сказал Кадиш.
Лилиан вскочила, влепила Кадишу пощечину.
– Признать факт еще не грех, – сказал Кадиш. – Пока мы не найдем Пато, его нет.
– Послушай, – прошипела Лилиан. – Он есть, заруби себе это на носу! И он скоро вернется!
Кадиш хотел было возразить.
– Я не закончила! – орала Лилиан. – Мы евреи, Кадиш. Ты можешь не считать себя евреем, но для них ты – еврей. И для правительства, и для тех, кто держит нашего сына.