– Или носа, – вставил Кадиш.
– Сколько раз Пато заходил сюда невыспавшийся? Конечно, в машине было темно, да еще тот, другой мужчина, его загораживал, но я узнала Пато. Не один час я себя уговаривала – нет, это не он. Не один день пыталась себя уговорить. Простите меня.
– Боже правый, – сказала Лилиан.
– Когда это было? – спросил Кадиш.
Булочница показала им корешки счетов, которые выписывала в ту ночь.
– Я тогда до утра на коленях простояла. Все молилась, чтобы ваш сын вошел в булочную.
– В машине был всего один мужчина? – спросил Кадиш. – Наверняка не один.
– Не один, – согласилась она. – Тот, что бил, потом вышел из машины и что-то сказал другому, в шляпе. Не знаю, спорили они или нет, но тот, что в шляпе, все махал руками, будто разволновался, потом взял и положил шляпу прямо на машину. И тут подошли еще трое.
– Их было четверо? – спросил Кадиш.
– Пятеро, – уточнила она. – Пятеро, да еще Пато, избитый, в машине. Тот, что бил, снова сел в машину, а трое, что подошли позже, влезли с другой стороны.
– А шляпа, – спросила Лилиан, вспомнив чиновника с птичьими перьями, – была с перьями?
Кадиш понял, что вопрос Лилиан булочницу озадачил.
– Так где же был Пато? – спросил он.
– Надо думать, на полу, – сказала булочница удрученно, будто ничего хуже и быть не может. – Надо думать, на полу, у них под ногами. Тогда я сообразила: раз я их вижу, значит, и они меня могут видеть? И тут-то я пригляделась к машине, а это «фалькон», зеленый «фалькон», – и нырк под окно. А когда заработал двигатель, я нос и высунула. Вижу, тот, пятый, берет свою шляпу. И не снял с машины, просто взял, а машина из-под шляпы выехала, и рука со шляпой повисла в воздухе.
– А потом? – спросила Лилиан.
– Потом – ничего. Он надел шляпу и пошел в другую сторону, к вашему дому. Просто пошел по улице, как любой другой.
– А вы? – спросила Лилиан.
– Я работала при настольной лампе, ну и выдернула вилку из розетки, встала в темноте на колени и – я уже говорила – так до утра и простояла: все молила Бога, чтобы в булочную вошел ваш сын.
Глава тридцать первая
Кадиш снова побежал домой – собрать бумаги, прихватить сумку Лилиан, позвонить адвокату Телло – может, что-то подскажет? Лилиан с ним не пошла: ей не хотелось расставаться с булочницей.
Булочница пошла за новым фартуком, принесла два, и они открыли магазин вместе. Лилиан пришлась по душе придумка булочницы, и всякий раз, когда открывалась дверь и звякали колокольчики, Лилиан казалось, что сейчас развинченной походкой войдет Пато. В ожидании Кадиша Лилиан принимала заказы, заворачивала товар в бумагу. И когда она, скрепив сверток скотчем, передала очередному покупателю его завтрак, ее вдруг осенило: она поняла, в чем их проблемы, по крайней мере, отчасти. В этой проклятой стране все упаковывают, как рождественский подарок, хоть ватные тампоны, хоть кусок мыла, хоть рогалики, вроде тех, которыми она только что снабдила покупателя.
– Край красивой упаковки, – сказала Лилиан. – Что ни возьмешь, сулит надежду, а развернешь – пустышка.
Булочница только кивнула и открыла кассу – дать сдачу.
В Министерстве юстиции кишмя кишели деловитые, недружелюбные чиновники, они четко отвечали на вопросы. Впечатление складывалось такое: то, с чем люди сюда обращаются, заслуживает внимания и подлежит рассмотрению. Конечно, это тоже государственное учреждение, но оно явно работало эффективнее. Куда ни глянь, везде кипела работа. Какая-то чиновница, с виду старая дева, отвечая на вопрос Лилиан, даже улыбнулась. Настроение в очереди было едва ли веселее, чем в Министерстве по особым делам, но очереди люди ждали иначе. Здесь на лицах не было такой безнадежности, как там – мол, хлопочи не хлопочи, дело гиблое.
Перед тем как повернуть табличку в витрине магазина, булочница собрала кожаную сумку – налила в термосы мате, собрала пакеты с выпечкой, которой хватило бы и на десять человек.
– Думаешь, мы так проголодаемся? – спросила Лилиан.
– Там не только вы будете ждать. Пусть и другие подкрепятся.
С той минуты, как они вошли в Министерство юстиции, булочница не сказала ни слова. Не предлагала незнакомым выпечку. Стояла как истукан, прижав к груди сумку. В булочной она вела себя раскрепощенно: видимо, признание придало ей сил – она освободилась от мучившей ее тайны, поступила как дόлжно. А в Министерстве юстиции она просто окаменела.
Лилиан хотелось сказать булочнице: не паникуй. Похоже, одним визитом не отделаешься. Прежде чем она сможет дать показания, ей придется посидеть тут с ними.
И когда сурового вида мужчина в костюме гробовщика подошел к ним и молча увел булочницу с собой, Лилиан удивилась.
– Спасибо, – Лилиан едва успела протянуть руку, чтобы погладить булочницу по спине.
Пока булочница отсутствовала, у Лилиан тряслись руки: ведь сейчас говорят о Пато, наверное, заводят дело – вдруг Пато, как объяснил человек с птичьими перьями, вернут из тьмы на свет? Она сидела и дрожала. Кадиш не отходил от нее, в кулаке он зажал пустую пачку сигарет.
Кадиш хотел было вытянуть ноги, но тут увидел булочницу – та быстро шла по залу, явно намереваясь обойти их стороной. Даже издалека Кадиш заметил, что лицо ее посерело, со лба стекал пот. Он толкнул Лилиан, она обернулась. Нашла глазами булочницу, и та не удержалась, зыркнула в их сторону, встретилась взглядом с Лилиан, зажала рот рукой и чуть не бегом рванула из комнаты.
Лилиан не держала на нее зла. Ведь булочница вполне могла от них отвернуться, как остальные. Могла бы сказать, что никакого Пато знать не знает, а она его помнила.
Кадиш открыл крышку сумки с мате, оставленную булочницей, сумка эта была как подарок. Лилиан еще не успела прикинуть, что им делать дальше, а человек в черном костюме уже вернулся, неся планшет с зажимом для бумаги.
– Нам с вами надо кое-что уточнить, – сказал он бесстрастно. – И вам следует заполнить бланк заявления и подписать.
– Вы завели дело? – спросила Лилиан. – Мы получим habeas corpus?
Мужчина опустил планшет, виновато посмотрел на Лилиан.
– По вашему заявлению будет проведено расследование. Если ваше заявление признают обоснованным, вам выдадут habeas corpus.
– Вот прямо так? – спросила Лилиан.
Мужчина повернул к ней планшет.
– Заполните, – сказал он, – и подпишите.
Густаво казалось, что они только и делают, что обнимаются. Стоит Лилиан явиться в контору, как они с Фридой заключают друг друга в объятья. Густаво только что вернулся с делового обеда, на ногах держался не слишком твердо. А тут – на тебе – эти двое стоят, прижавшись друг к другу, и Фрида воркует: