– Да, – соглашался он. – А еще клонировали овцу.
– А еще пересадили человеческое лицо!
– Я видел в интернете собаку, которая говорит: «Хелло». Очень отчетливо.
– Чудес на свете хватает, – говорила она. – Так почему бы не случиться чуду нашего соединения?
И они начинали перебирать великие и легендарные сюжеты, в которых любящих разъединяла история, но в итоге они оказывались вместе, преодолев все препятствия.
Так долго это продолжалось… Разговор всегда кончался тем, что картограф говорил: «Всё, тсс», а Шира спрашивала: «Если я не могу туда, а ты не можешь оттуда, то как же нам быть?»
Что на это скажешь? Во всей своей великой любви они уже признались друг другу, на все страдания разлуки, испытанные в одиночку, пожаловались. Но вот однажды он позвонил ранним утром, когда она сидела и читала в кафе во Флорентине
[23]. Не успела проговорить: «Алло», как он сказал ей:
– Я до смерти хочу тебя видеть. До смерти.
– Романтично, – отозвалась она.
– Я в прямом смысле готов умереть, лишь бы встретиться, вот я о чем.
– Я тоже, – сказала она.
– Ты тоже?
– Да.
– Я не вынес бы этого.
– Это мое право, как и твое. Если ты меня уважаешь.
– Тогда задай мне твой вопрос, – сказал он. – Твой обычный.
Она прекрасно поняла, какой вопрос он имеет в виду.
– Если я не могу туда, а ты не можешь оттуда, то?..
И картограф ответил:
– Тогда встретимся посередине.
– Что это значит?
– Это значит – тоннели. Это значит – встреча под землей. Подземное свидание.
Шира вышла за дверь кафе. Улыбнулась, откинула волосы назад, сделала такое лицо, как если бы он сидел напротив нее и смотрел.
– Отлично, – сказала она. – Разумеется.
– Я серьезно.
– Во-первых, это безумие. А во-вторых, Египет их все перекрыл. Все тоннели в Газу.
– Я сказал: встретимся посередине. Египет не между нами. Он в другой стороне.
– Где тогда – посередине?
– Есть другие тоннели.
– Куда?
– Тоннели между Газой и Израилем. Военные тоннели. Тоннели между моей дверью и твоей.
Шира помнит, как она огляделась. Сделала полный оборот, чтобы увидеть, кто вокруг.
– Ты серьезно?
– Вы готовитесь к следующей войне, мы тоже. Ваши, скорее всего, знают, что эти тоннели существуют.
– Не думаю, что они знают.
– Давай встретимся.
– В тоннеле?
– Да.
– Не должна ли я сообщить об этом? Нужно, чтобы они знали.
– Не нужно.
– Могут погибнуть люди. И погибнут.
– Послушай, если что-то начнется, чьи люди будут гибнуть? Ты думаешь, наши тоннели повернут ход событий? Думаешь, они откроются, как огромная пасть, и проглотят Израиль целиком? Они породят мучеников, которые воодушевят новых мучеников, – вот и все, что они сделают. Думаешь, Иерусалим падет из-за дырки в земле?
– А если похитят еще одного солдата?
[24] А если доберутся до ближайшего кибуца?
– Я тебя не о том спрашиваю, что происходит на войне. Я спрашиваю, хочешь ли ты поужинать со мной.
– В тоннеле? Под землей?
– Почему такой мрачный тон?
– А как иначе?
– Свечи. Белая скатерть. Для тебя – бутылка вина.
– Вот это уже лучше.
– Еще бы. Представь себе просто: мы вдвоем внутри ничейной земли, ни под той страной, ни под этой. Ты да я, небольшой совместный пир между мирами. Ужин в центре Земли.
2014. Граница с Газой (со стороны Палестины)
Картограф сидит в офисе, который вообще-то не офис, а комната в доме очень крупного мужчины. Хозяин – лысый, брюхастый, широколицый и широкоплечий – на вид силен как бык, его руки у запястий такие же по толщине, как ноги картографа.
Хозяин раз за разом выходит в проулок, где у него горят угли в мангале. Когда возвращается, то, едва присев, встает и наведывается на кухню, бросая вместо извинения: «Мариную»; на обратном пути из кухни всякий раз облизывает один и тот же палец, явно пробуя что-то очень хорошее.
На стене огромный плоскоэкранный телевизор показывает что-то детское, звук очень громкий, картографу он мешает. На полу игрушки, но детей не видно.
К стене напротив телевизора прислонился человек лет тридцати – тридцати пяти, рослый и сильный; про него хозяин, знакомя с ним гостя, сказал: «Это мой дебильный сын». Сын курит сигарету и смотрит на посетителя недоверчиво, холодно.
Усевшись наконец за стол, хозяин говорит сыну, чтобы шел раздувать угли. Затем обращается к гостю:
– Считаю за честь принимать тебя у себя дома. Ты хорошо послужил нашему народу, спасибо.
Картограф скромно отвечает, что честь оказана ему, и продолжает:
– Говорят, ты самый лучший.
– В чем? В шашлыках? Ну, тут они, конечно, правы.
– В тоннелях, вот я о чем, – говорит картограф со всей откровенностью. – Говорят, в разработке маршрутов и в доставке по ним всяческих грузов тебе нет равных.
Хозяин наклоняется вперед и угрожающе выставляет толстый палец.
– А тебя случайно не подослали? Меня не прикончит израильский дрон, если я приму твою похвалу?
– Разве те, кто меня на тебя вывел, могли бы так поступить?
Хозяин испытующе смотрит на гостя и, поразмыслив, говорит:
– В свои лучшие времена я много чего делал. Такого, что тебе и не снилось.
– Да, – подтверждает картограф, – так говорят.
– И что же именно они говорят?
– Что ты мог переправить сюда из Египта все, что надо, и отсюда в Египет всех, кого надо. Говорят, ты переправил столько цемента, что хватило бы на небоскреб, столько стали, что хватило бы на мост – или на тысячи и тысячи ракет, чтобы сражаться с теми, кто нас угнетает. Говорят, ты доставлял пищу голодным и лекарства больным.
– Не только пищу, – поправляет его хозяин, – но и живность, которая дает пищу. И коз, и кур; одних коров я переправил без счета.
– Интересное, думаю, было подземное зрелище.