По закону столичных джунглей - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Монакова cтр.№ 43

Вусмерть им, конечно, напиться не удалось — Миша предусмотрительно купил только одну бутылку. Но Люську все же здорово накрыло. После первого же глотка у нее приятно зашумело в голове, захотелось громко смеяться, говорить приятные вещи друг другу и вообще — обнять весь мир. Жанка, помнится, шутливо называла это состояние «я такая пьяная, что кому бы позвонить». Видимо, легкое опьянение матери подействовало через молоко и на Алесю — малышка крепко заснула уже в девять часов вечера, а Люська с Мишей продолжили посиделки в кухне.

Они вспоминали совместные рабочие будни в редакции, забавные эпизоды, которые с ними происходили, поездки и фоторепортажи… Они говорили взахлеб, перебивая друг друга, и хохотали до слез.

— Я тебя практически возненавидела с первого взгляда, — смеясь, призналась Люська. — Ты мне показался наглецом, нахалом и самодовольным болваном…

— Не могу похвастать тем же — ты мне, напротив, сразу понравилась, — смущенно отозвался Миша. — Хотя мне тоже сначала подумалось, что ты слишком много из себя строишь, этакая фифа!.. Уж и до метро ее после работы не проводи!..

Они хором прыснули и налили себе еще по бокалу шампанского.

— А помнишь «Поезд памяти»? — спросил Миша.

— Больше всего, конечно, из той поездки мне запомнился наш знаменитый поэт и гомосексуалист Павлик, — Люська фыркнула. — Кто знал, кто знал, что всего за пару лет он так изменится…

— А я помню другое, — Миша вдруг стал серьезным. — Как мы с тобой сидели в затрапезной забегаловке в волгоградской гостинице «Турист»…

— И эта забегаловка гордо именовалась баром! — Люська кивнула. — Мы с тобой трепались о чем-то жутко заумном, постой-ка… Да, точно! Рассуждали на тему провинции и мегаполисов. Ты, кстати, тогда категорично заявил мне, что не смог бы жить за границей. И вот нате — кого это мы завтра провожаем в Париж?..

— На самом деле, это только ради сына, — оправдался Миша. — Честное слово, иногда я представляю, что отказался бы от этой работы и что Ника потом узнал бы… Меня тогда аж в дрожь кидает… Он никогда бы мне этого не простил. Я не имею права портить ему жизнь, понимаешь?

— Не знаю, Миш, — серьезно произнесла Люська. — Я правда не знаю, что для него лучше, что хуже. Но я искренне верю, что ты знаешь, что делаешь… Только вот… — она взволнованно закусила нижнюю губу.

— Что? — насторожился Миша.

Люськино лицо исказила жалобная гримаса.

— Дурак, я же буду так скучать без тебя!

Голос ее предательски дрогнул.

Миша качнулся в ее сторону, и Люська интуитивно подалась ему навстречу. Несколько секунд он медлил, словно перед прыжком в омут, а затем нашел ртом ее губы. Люська ответила на поцелуй, подняла руки и обвила ими его шею. От Миши так приятно пахло — почему-то морем, солнцем и нагретым песком… Губы его были сухими и горячими, а язык — властным, исследующим и откровенным. Она почувствовала, как ее накрывает волной сильнейшего возбуждения. Миша резко прижал ее к себе. У Люськи так давно не было секса, что сейчас она чувствовала, как дрожит от нетерпения буквально каждая клеточка ее тела. Мишины руки уже торопливо задирали ее футболку, и Люська помогала ему, тоже отчаянно спеша и путаясь в рукавах. Они не говорили ни слова, продолжая жадно пить друг друга. Она нащупала пуговицы на его рубашке и принялась расстегивать их, нервничая от того, что это не сразу получается. Миша тем временем уже стащил с нее шорты, и Люська сейчас стояла перед ним, одетая только в лифчик для кормящих и трусики. Она впервые разделась перед мужчиной после родов, но не испытывала неловкости или смущения. Да, она немного округлилась, раздалась в бедрах и в груди, но талия у нее уже снова тонкая, а животик пусть и не идеально плоский, но очень мягкий и округлый, с нежной белой кожей… Миша гладил ей плечи, спину, грудь, продолжая безостановочно целовать, и она с готовностью отвечала тем же. «Только не останавливайся… — стучало у нее в голове. — Не останавливайся… Я хочу, чтобы это длилось вечно».

Он легко приподнял ее и усадил на обеденный стол, а затем посмотрел ей прямо в глаза. «Ты правда этого хочешь?» — говорил его взгляд. «Да, хочу!» — смело ответила ему она — так же, без слов, одними только глазами. Тогда он расстегнул молнию у себя на джинсах. Через мгновение Люська уже обхватила его ногами, стремясь прижаться к нему как можно теснее, слиться воедино. Они любили друг друга неистово и страстно, как люди, измученные долгой жаждой, а затем припавшие к прохладному живительному роднику; которые пьют, пьют, пьют — и не могут напиться.

Они были так чутко настроены друг на друга — или просто чувствовали одинаково, — что даже к заветной вершине подошли одновременно, секунда в секунду. Хрипло застонали в унисон, и по разгоряченному потному телу каждого из них прошла крупная дрожь наслаждения.

Затем Миша обессиленно навалился на нее всем своим весом и на несколько минут затих. Она тоже молчала, обнимая его и слушая, как гулко стучит его сердце об ее собственную грудную клетку. Ей было хорошо, спокойно и как-то надежно в его объятиях. Хотелось, чтобы он никогда их не размыкал… Но он, в конце концов, отстранился и испытывающе взглянул ей в лицо. «Что мы теперь будем делать?» — говорил его взгляд. Люська понимала, что он ждет от нее каких-то особенных, сокровенных слов, которые тут же расставили бы все по местам, и стало бы ясно, как жить дальше. Но вместо этого она, оглянувшись назад, смущенно хихикнула, пытаясь шутить:

— Надо же, мы умудрились не разбить бутылку… И даже бокалы уцелели.

Мишин взгляд погас. Губы растянулись в вымученной улыбке.

— Да, в самом деле… — подтвердил он. Чтобы избежать еще большей неловкости, Люська робко пискнула:

— Можно, я первая пойду в душ? — и, когда он кивнул, быстро подхватила свою одежду и скрылась в ванной, только ее и видели.

Москва, 17 октября 2006 года

Миша с беспокойством оглядывался по сторонам, выискивая Люську среди толпы в зале ожидания «Шереметьево-2». Регистрация на рейс должна была вот-вот закончиться. Миша вздохнул. Ждать больше не имело смысла — они с Никой рисковали опоздать. Он звонил ей на мобильный, но она не отвечала. Либо была занята и не слышала, либо… просто не хотела его слышать.

— Да не расстраивайся ты так, Мишаня, — с жалостью сказала мать, от которой не укрылось его молчаливое мрачное ожидание. — Ну подумаешь, не явилась, принцесса — велика важность! Ей же от тебя только квартира и нужна была, а сам ты этой вертихвостке до лампочки…

— Перестань, — поморщился Миша. — Ты ее совсем не знаешь. Она не такая.

— Да все эти провинциалки строят из себя «не таких», а на деле у каждой всегда имеется шкурный интерес.

Миша вздохнул и потер виски пальцами.

— Послушай, — сказал он матери как можно мягче. — К твоему сведению… Я делал Люсе предложение. То есть фактически гарантировал ей и московскую прописку, и будущую жизнь в Париже.

Мама, не сдержавшись, изумленно открыла рот, а затем спросила со страхом: