Затем она внезапно вспомнила, что еще никого не известила о столь значимом событии в ее жизни. Достав из сумки мобильный телефон, она отправила СМС-ки Алине, Жанке и Лиле. Теперь следовало сообщить маме… Подумав немного, Люська набрала следующий текст:
«Я знаю, что в моей жизни многое не то и не так, как ты об этом мечтала, мамочка. Но все же порадуйся вместе со мной. Сегодня у тебя родилась внучка!»
Мама перезвонила через минуту.
— Поздравляю тебя, доченька, — прерывающимся голосом произнесла она взволнованно. Слышно было, что она с трудом сдерживает слезы. — Вспоминаю, как тебя рожала… Как будто вчера было! А теперь ты уже и сама — мама!
Они очень душевно поговорили и помирились окончательно. У Люськи словно камень с души упал. Мама даже предложила приехать в Москву, чтобы помочь на первых порах, но Люська отказалась. У мамы же работа, дача… Да и неудобно приглашать ее пожить в Мишину квартиру, пока он еще не уехал в Париж. Люська пообещала, что сама справится.
И все было бы хорошо, просто замечательно, если бы Люську не дернул черт включить перед сном телевизор. На самом деле, до этого она честно пыталась заснуть, но, несмотря на то, что умирала от усталости, голова ее была слишком полна впечатлениями, чтобы сразу успокоиться. Люська ворочалась с боку на бок, приняла таблетку новопассита и, наконец, решила посмотреть телевизор, чтобы отвлечься и уснуть.
Нажав на кнопку пульта дистанционного управления, Люська сразу же попала на музыкальный канал. Не успев еще даже ничего толком сообразить, она услышала знакомую мелодию и поняла, что по телевизору показывают Димин венецианский клип. Как завороженная, она уставилась в экран, наблюдая за знакомым до мельчайшей черточки любимым лицом, за печальными темными глазами… Воспоминания той итальянской поездки снова ожили в сердце. «Что это? — горько подумала она. — Просто совпадение или какой-то знак? Господи, что ты хочешь мне этим сказать?! Что?»
Она отшвырнула пульт и горько заплакала, чувствуя себя бесконечно несчастной.
В понедельник вечером, после финального осмотра и УЗИ, Люське с Алесей разрешено было отправиться домой. На выписку за ними приехали Миша и Ника. Миша вручил Люське огромный розовый букет, а сам принял из ее рук нарядный розовый конверт с лентами — словом, вел себя так, словно забирает жену из роддома. Многие медсестры принимали их за счастливую семью, а кое-кто даже высказал мысль, что, мол, «старшенький ребенок — вылитая мама, а вот доченька явно пошла в отца!» Люська только посмеивалась, слушая эти восклицания. Они даже сфотографировались вот так, вчетвером — Миша с крошечной Алесей на руках, а рядом Люська, которая крепко держит Никитину ладошку. Образцово-показательная семья, как из рекламы йогуртов…
Первая неделя дома показалась Люське сущим адом. В больнице было проще — медсестры после кормления забирали Алесю в детское отделение, давая Люське отдохнуть и выспаться, приносили вкусную горячую пищу на завтрак, обед и ужин, ее палата дважды в день подвергалась влажной уборке, словом — праздная жизнь бездельницы. Люська даже заскучала на третий день. Дома же все было иначе. Само собой, Миша по возможности помогал ей, но у него ежедневно возникали свои дела вне дома, а Никита уходил в сад на целый день, и Люська оставалась со своей крошкой один на один.
Проснуться в десять-одиннадцать часов утра? Ха-ха! Люська забыла, когда могла позволить себе такое. Малышка поднимала ее с постели уже в семь, требуя молока. Потом нужно было поменять памперс, вымыть ей попу, постирать ползуночки и пеленки… А ведь еще и самой необходимо было что-то есть, чтобы молоко прибывало. Утром Миша оставлял для Люськи на плите горячий завтрак, но ей часто банально не хватало времени на то, чтобы перекусить. Она крутилась, как белка в колесе, хотя, наверное, со стороны непонятно было, чем она занята весь день — сидит ведь с ребенком дома, «отдыхает»! А она даже не успевала принять душ. Малышка требовала постоянного маминого внимания, успокаиваясь только на руках. Если дни выматывали Люську до изнеможения, то ночи и вовсе превращались в пытку. Алеся просыпалась по пять-шесть раз, требуя сначала еды, а затем длительных укачиваний. Сонная Люська, заслышав ночью дочкино похныкивание, на автопилоте садилась на кровати, с трудом удерживая свою отяжелевшую голову. Ей казалось в такие моменты, что за несколько часов беспрерывного сна она готова отдать десять лет жизни. Покормив малютку, она еще минут пятнадцать-двадцать носила ее на руках по комнате, а затем осторожно перекладывала в коляску рядом со своей кроватью.
На пятую ночь Люськины нервы не выдержали. Алеся будила ее каждые полчаса — возможно, малышка плохо себя чувствовала и у нее никак не получалось надолго заснуть. Люська была совершенно измотана, и в ответ на очередное кряхтение, донесшееся из коляски, она просто не выдержала и разрыдалась.
— Я больше не могу… — шептала она. — У меня нет сил… Я устала, я хочу домой, к маме…
Алеся, поняв, что ее не спешат доставать из коляски и успокаивать, вторила громким ревом. А Люська все так же сидела, раскачиваясь на постели, и продолжала шептать, задыхаясь:
— Не могу… не могу… не могу…
В конце концов, обеспокоенный детским плачем, в дверь спальни деликатно стукнул Миша. Не дождавшись ответа, он зашел без приглашения и мгновенно оценил ситуацию — растрепанная плачущая Люська и голодный, тоже плачущий, младенец.
— Ну-ка, ложись в постель, — приказал он Люське. — На бок. Будешь кормить лежа.
— Как это? — растерялась та, привыкшая устраивать дочку на подушечке у себя на коленях, прежде чем давать ей грудь.
— Я покажу. Делай, что я говорю…
Люська послушно улеглась на кровати. Миша ловко подложил ей под бочок Алесю и таким же приказным тоном произнес:
— А теперь корми!
У Люськи даже не осталось сил стесняться. Она закинула одну руку за голову, а другой осторожно достала грудь из выреза ночной рубашки. Изголодавшаяся Алеся жадно присосалась к ней, зачмокала, закашлялась от торопливости…
— Спи, — приказал Миша.
— В каком смысле? А кормить?
— А ты спи и корми. Во сне, — терпеливо объяснил Миша. — Когда Алеська налопается, она сама отвалится, не перекормишь.
— Я так не могу… — засомневалась Люська, хотя ее голова, оказавшись на подушке, стремительно тяжелела, а веки неумолимо слипались.
— Ты не переживай за дочь, как она поест — я укачаю и переложу в коляску, — пообещал Миша. — Положись на меня.
Это были волшебные слова — Люська знала, что уж на кого-кого, а на Мишу всегда можно было положиться. Она закрыла глаза и через секунду уже дрыхла без задних ног. Как в пропасть провалилась.
Миша действительно уложил Алесю в коляску, когда та насытилась и сладко засопела. Более того — он просидел на краешке кровати радом с Люськой еще пару часов, периодически осторожно покачивая коляску, если малышка принималась во сне размахивать ручками. Под утро же, когда Алеся опять проголодалась, он вновь тихонечко уложил ее под бок Люське, и дочь благодарно зачмокала, сама найдя источник молока. Люська даже не пошевелилась, продолжая крепко спать, и на губах ее играла легкая счастливая улыбка — как у человека, который наконец-то получил то, что так долго хотел.