Волосы. Иллюстрированная история - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзан Дж. Винсент cтр.№ 47

^{Ил. 4.28. Статуэтка бородатой женщины, святой Вильгефортис, из церкви Святого Николая, Виссан, Па-де-Кале}

Нормативные изображения пола, как в настоящее время, так и в прошлом, противопоставляют волосатого мужчину гладкокожей женщине, и это представление столь глубоко укоренено в культуре, что его сконструированность остается практически невидимой. Для нас настолько очевидно, что мужчины бородатые и щетинистые, а женщины — с гладкой и мягкой кожей, что, как ни парадоксально, мы остаемся слепы к очевидной истине: все люди на самом деле волосатые. Очень небольшая часть женщин и мужчин страдает от очень редкой патологии, которая называется «общий гипертрихоз». В этих случаях волосы на лице и теле больного становятся настолько густыми и длинными, что делаются более похожими на мех. Известные исторические случаи включают семью Гонсалес, члены которой вращались в придворных кругах Европы XVI и XVII веков; мексиканку Хулию Пастрану (ил. 4.29), которую выставляли на всеобщее обозрение в викторианской Англии как при жизни, так и после смерти — ее тело было забальзамировано; а также Крао, родом из Таиланда, которая демонстрировалась в качестве «недостающего звена» эволюции с 1883 года до своей смерти от гриппа в 1926 году. Такие случаи, однако, исключительно редки — c XVI века насчитывается менее пятидесяти таких людей ^[354]. Для этой главы актуальна более общая физиологическая истина о том, что у всех мужчин и женщин есть волосы на лице, и их количество, качество и внешний вид определяются возрастом человека, этнической принадлежностью, уровнем гормонов и генетической наследственностью.

Однако волосы на лице у женщин стали считаться «неестественными», их физически удаляли с тела и метафорически удалили из сферы наших представлений. Как гласил подзаголовок в одной газете, одновременно подтверждая физическое существование и культурное отсутствие волос на женском лице: «Миллионы женщин страдают от них — но никто не любит о них говорить. Так каков же самый эффективный способ решить эту неловкую проблему?» ^[355] Природа, если позволить ей действовать по своему усмотрению, украсит женщин волосами различной плотности и оттенков, от практически незаметного легкого пушка, до женских усиков и темной поросли на подбородке. Но, как мы видели в главе 3, удаление этого декора — это цель, которая традиционно преследовалась с огромной энергией, от древнего искусства выщипывания, применения отбеливателей и депиляторов, до воска, бритья, электролиза и, в относительно недавнее время, лазеров. Конечным результатом этого стало то, что любые волосы женщины, растущие ниже ресниц, стали рассматриваться как проблема.

^{Ил. 4.29. Афиша XIX века, рекламирующая демонстрацию Хулии Пастраны. Хулия представлена как не известный науке представитель вида, который ранее не был описан или идентифицирован. Она страдала общим гипертрихозом}

Тем не менее, несмотря на все это, бородатая женщина может быть замечена на периферии общей картины, и ее голос — или голос того, кто говорит о ней, — можно услышать на периферии культурного дискурса в каждый исторический период. Она никогда не была полностью невидимой. В одном обличии она — носитель святости. Подобно Вильгефортис, с которой мы начали, бородатые святые женского пола в Средние века и раннее Новое время носили волосы на лице в знак того, что они посвятили себя Богу и спасению души. Как своего рода интериоризированная власяница, женская борода в данном случае представляла собой триумф над мятежной плотью и телесными удовольствиями, подчиненными императивам духовного единения с Христом. Таким образом, легендарная история святой Паулы из Авилы очень похожа на историю Вильгефортис: чтобы избежать похотливых взглядов, она молилась об уродстве и, следовательно, избавлении, а затем ей была ниспослана «божественная благодать» бороды ^[356]. Культ святой Галлы несколько иного порядка, как и ее исторический статус: она, несомненно, была реальным лицом. Галла принадлежала к патрицианскому роду в Риме времен поздней Античности и была добродетельной молодой матроной. Однако, согласно Григорию Великому, когда ее муж умер, она отказалась вступить в повторный брак, заявив о своем намерении посвятить себя Богу. В случае Галлы избыточная волосатость не была вызвана божественным вмешательством, но расценивалась как медицинская проблема, результат дисбаланса гуморов в ее теле. Врачи предупреждали, что, если она не выйдет замуж (переизбыток тепла в ее теле рассеивался бы в результате супружеских соитий), у нее вырастет борода, как у мужчины. Галла, однако, не устрашилась и, зная, что Бога не интересовала ее внешность, оставалась непоколебимой в своей решимости принять целомудренную жизнь, полную благочестия и молитвы. Именно так и случилось. Галла отрастила бороду, удалилась в женский монастырь и прожила свою жизнь в праведности ^[357].

В этой модели святости борода женщины служит выражением триумфа над телом и ограничениями пола. Галла получила свободу, чтобы подняться над всеми телесными и земными заботами, чтобы сосредоточить свои силы на бесполых делах души. Второй способ, с помощью которого бородатая женщина вошла в историю, вместо того чтобы выходить за пределы женского, служил расширению его форм и конфигураций. Речь идет о бородатой женщине как чуде природы — явлении, наиболее ярко выраженном в XVI–XVIII веках. В эту эпоху исследований и колонизации в западную картину мира хлынули новые существа и народы, открыв европейцам, что природа изобилует разнообразием и удивительными вещами, о которых они не могли и помыслить. Сначала Возрождение, а затем Просвещение принялись за каталогизацию этих новых чудес и пересмотр границы между несуществующим мифическим и редким, но реальным. Диковинные люди и предметы попадали в коллекции: в кабинеты диковин (или кунсткамеры, из которых выросли наши музеи); посредством развивающегося печатного медиума — в новостные листки и газеты, которые распространяли информацию среди растущего числа грамотных; и, в рамках традиции домашнего шута или карлика, в свиты богачей.

В этом мире диковинок и чудищ бородатая женщина заняла свое законное место. Магдалена Вентура — лишь одна из числа этих женщин, и ее имя дошло до нас благодаря герцогу Алькала, который в 1631 году поручил художнику Хусепе де Рибера написать ее портрет (ил. 4.30). Это изображение вошло в обширную и значимую коллекцию герцога, которая включала в себя не только произведения искусства, но также более девяти тысяч книг и рукописей по вопросам естественно-научного и гуманитарного знания ^[358]. В этом контексте портрет Магдалены функционирует как свидетельство, документирующее чудо, феномен, который нужно было увидеть, чтобы поверить, и который требовал объяснения в русле эпистемологии того времени. Поэтому латинская надпись справа от фигуры Магдалены, сообщающая ее возраст, историю и факты о заказе портрета, начинается со слов: «Узрите великое чудо природы» ^[359]. Лицо Магдалены во всем напоминает мужское: у нее, как и у ее мужа, есть залысины, борода и усы. По правде говоря, волосы на лице Магдалены заметно темнее и намного пышнее мужниных. Тем не менее другие аспекты репрезентации Магдалены подчеркивают ее женственность: одежда, которую она носит, веретено слева от нее над надписью и, конечно же, обнаженная грудь, которой она кормит ребенка. На момент написания портрета Магдалене, у которой ярко выраженные волосы на лице начали расти в возрасте примерно тридцати семи лет, было пятьдесят два года, и обнаженная грудь — гипертрофированная и анатомически невозможная, сообщает зрителю не буквальную правду о ее внешности, а истинность ее женственности. Магдалена была «правильной» женщиной: домохозяйкой и матерью троих детей. Именно вся эта бутафория и символика, столь контрастирующие с внешностью Магдалены, делают ее бороду такой шокирующей. Хотя некоторые утверждают, что изображение неприемлемого как стратегия может фактически работать на дальнейшее усиление нормативного бинарного гендера, от которого оно отклоняется ^[360], возможно, справедливо и обратное. Подобное изображение — бородатая женщина как чудо природы — может также расширить категорию гендера. В конце концов, Магдалена, как сообщает нам надпись, — чудо не чуждое Природе, а данное ею.