— О, — воскликнул доктор еще до того, как к нему вернулась способность соображать, — у него нет мачт.
— Какие прекрасные, совершенные обводы, — восхитился Джек, а потом ответил Стивену, — через день–другой его отбуксируют к плавучему крану. Там мы найдем мачт в избытке. Ты когда–нибудь видел что–то изящнее, Бонден?
— Нет, сэр, исключая, разумеется, «Сюрприз».
— Эй, в шлюпке, — окликнули их.
— «Диана», — трубным голосом ответил Бонден.
Исполняющий обязанности помощника заместителя суперинтенданта верфи принял капитана «Дианы» со всей помпой, какую позволила его рабочая партия из четырех человек, но церемонию разрушил резкий и даже вздорный вопль снизу:
— Джон, если ты вот прям сейчас же не спустишься, твои яйца станут каменными, а бекон весь сгорит.
— Пожалуйста, идите и позавтракайте, сэр, — попросил Джек, — я и сам прекрасно тут сориентируюсь. Его превосходительство вчера передал мне чертежи корабля.
Шлюп на деле оказался вполне знакомым благодаря изучению чертежей прошлым вечером, но всё же пока Джек водил Стивена вверх и вниз по трапам, по палубам и в трюмы, он продолжал восклицать: «Какой славный кораблик, какой славный кораблик!». Вернувшись на форкастель и глядя в сторону Батавии, он произнес:
— Не обращай внимания на покраску, Стивен, не обращай внимания на мачты. Несколько недель работы верфи все это решит. Но только прекрасный мастер с отличным деревом под рукой — ты видел превосходные висячие кницы? — мог создать такой маленький шедевр. — Некоторое время он размышлял, улыбаясь, и потом спросил: — Скажи мне, на каком титуле запнулся бедняга Фокс во время нашей первой аудиенции у султана?
— Kesegaran mawar, bunga budi bahasa, hiburan buah pala
.
— Наверное, да. Но я имел в виду перевод. Что значит последняя часть?
— Мускат утешения.
— Именно так. Именно эти слова болтались в глубине моего разума. Какое прекрасное имя для прочного, изящного, недавно обшитого медью небольшого корабля с широкой кормой, какой бальзам на душу любого человека. «Мускат» для повседневного использования, «Мускат утешения» для документов. Дорогой «Мускат»! Как прекрасно!
Глава четвертая
Немногое из происходящего в Батавии надолго оставалось неизвестным в Пуло Прабанге. Вскоре после того, как со всеми возможными в данных условиях формальностями «Мускат» зачислили в списки флота как корабль шестого ранга, от ван Бюрена пришло письмо. Он поздравил Стивена с выживанием, рассказал о молодом, крайне одаренном и привязчивом орангутанге, полученном в подарок от султана, и в конце добавил: «Меня особо просили передать вам, что корабль выходит в море семнадцатого. Мой информатор не рискнул брать на себя ответственность и сообщить, насколько хорошо тот снаряжен, но надеется, что ваши пожелания хотя бы отчасти исполнены».
Настало семнадцатое, но на «Мускате» едва только установили мачты. Его исключительно сухие, чистые, хорошо пахнущие трюмы, выскобленные до свежего дерева руками бесчисленных кули и высушенные после последних шквалов муссона благодаря настежь распахнутым люкам и орудийным портам (ни таракана, ни блохи, ни вши, не говоря уж о крысах, мышах или пропитанном грязью старом балласте) пустовали, и шлюп сидел в воде абсурдно высоко. От носа до кормы широкой полосой сверкала медная обшивка.
Голландские чиновники, а в еще большей мере голландские мастера на верфи оказались высококвалифицированными и добросовестными даже по стандартам королевского флота. Эта замкнутая корпорация не терпела посторонних. Они стремились работать так скоро, насколько позволяла их ограниченная численность и даже (за компенсацию) поработать несколько часов сверх положенного, но не принимали никаких мастеров со стороны, несмотря на все их способности. Исключение — действительно грязная работа по выскребанию трюмов, она оставалась уделом одной из каст бугисов. Никакой помощи «мускатовцев» не требовалось. На верфи корабль оставался заповедником судостроителей. Если боцман мистер Краун, притоптывая от нетерпения, пальцем трогал сезень (строго говоря, сфера ответственности такелажников), раздавалась команда «Всем прочь», и все работники откладывали инструменты и уходили, символически умывая руки после сходней. Обратно они возвращались лишь после затяжных переговоров и оплаты упущенных часов. В теории, они принадлежали к покоренной нации, а верфь, древесина, такелаж и парусина могли принадлежать королю Георгу, но непредвзятый наблюдатель об этом вряд ли бы догадался. А исключительно предвзятая главная их жертва — постаревшая, в морщинах и серая от раздражения — по два–три раза в день вопила: «Измена… мятеж… ад и смерть… выпороть их всех по флоту».
— Полагаю, флотские джентльмены вроде вас всецело против коррупции, — заметил Раффлз.
— Коррупция, сэр? — воскликнул Джек, — Обожаю это слово. Со своего первого командования я подкупал всякого офицера на верфях, в арсеналах и снабжении, которые выказывали хотя бы тень намека на пожелание традиционных подарков и которые могли помочь мне вывести корабль в море чуть быстрее и чуть в лучшей форме. Я подкупал всех, на кого только у меня хватало средств, а иногда даже для этого брал взаймы. Не думаю, что серьезно развратил кого–нибудь. И думаю, это окупилось и для флота, и для команды, и для меня. Если б только знать, за какие концы здесь потянуть, или будь со мной казначей и писарь, оба эксперты в таких делах на низовом уровне, я бы то же самое проделал бы и в Батавии, сохраняя уважение к вам, сэр, и проделал бы это в гораздо большем масштабе, поскольку сейчас средств у меня гораздо больше, чем тогда.
— Жаль, что ни одного из наших «индийцев» не ждут еще пару месяцев. Их капитаны в этих делах разбираются прекрасно. Но даже так, думаю, если мой производитель работ перекинется словечком с суперинтендантом, что–нибудь может из этого получиться. Конечно, ни меня, ни вас упоминать нельзя, и я безусловно не могу использовать официальные фонды. Но неофициально я сделаю всё, что в моей власти, чтобы помочь вам выйти в море так быстро, как только возможно. Я порицаю необходимость смазки шестеренок, которые должны крутиться сами, но признаю этот факт, особенно в данной части света. В случае с «Мускатом» готов предоставить всю возможную поддержку.
— Премного вам благодарен, сэр, и, если благодаря вашему достойному клерку удастся узнать примерную цену вопроса, постараюсь выплатить ее из имеющихся средств. Если не хватит — может быть, какие–нибудь конторы примут лондонский вексель.
— В чьем банке вы держите деньги, Обри?
— У Хоарса, сэр.
— Вы его не сменили, как бедный Мэтьюрин?
— Нет, нет, слава Богу, — воскликнул Джек, стукнув кулаком по ладони. — Худший поступок в моей жизни. Проклинаю тот день, когда рассказал ему о «Смит энд Клоуз». Сам я ради удобства поместил у них несколько тысяч, но все остальное оставил в «Хоарс».
— В таком случае наш с Мэтьюрином друг Шао Ян окажет вам эту услугу.
Шао Ян услугу капитану Обри оказал, и различные гильдии оказались так тщательно убеждены отбросить на время свои старинные традиции, что в течении тридцати шести часов корабль заполонили старательные рабочие, включая всех «мускатовцев», которые могли найти место. Джеку и его офицерам очень часто приходилось подгонять команду — Филдинг был особенно хорош в этом, да и Краун тоже не бездельник. Но ни разу им не приходилось требовать такой сдержанности, умолять матросов не перенапрягаться в сыром, нездоровом климате или не рисковать так. Ютовые и им подобные, не имеющие обязанностей, требующих высокой квалификации, красили корабль. За ними на расстоянии присматривал Беннет, чье выздоровление оказалось самым большим сюрпризом. Он скользил по воде в ялике, покрикивая «Еще полдюйма под нижней кромкой порта» — «Мускат» красили в нельсоновскую клетку, по мнению Джека Обри, единственную схему покраски боевого корабля. Нужную краску в огромных количествах нашли в Батавии — несмотря на то, что сейчас присутствие королевского флота ограничивалось одним лейтенантом, парой клерков и матросами, недавно здесь базировалась весьма внушительная эскадра, и она вполне могла вернуться, так что оставили огромное количество припасов, в основном трофейных. Этим богатством Джек Обри и оснащал «Мускат», расхаживая, словно по пещере Алибабы. Точнее по пещерам — огромный выбор новых канатов хранился отдельно от защищенных хранилищ с порохом. Всё на месте, всё, что только может пожелать сердце истинного моряка.