Блейн подошел к низкому столику, порылся под ним и вытащил афишу, которую до того прятал.
На ней был изображен синий воздушный шар среди клубящихся облаков, окруженный крупными красными птицами, быть может, орлами. В корзине шара нарисовали женщину с золотистыми волосами и красными щеками верхом на синей лошади. Она держала британский и шведский флаги. Из крикливого текста внизу бросалось в глаза имя «Диана Вильерс», повторенное трижды заглавными буквами, с восклицательными знаками в начале и в концеы.
Стивен изначально знал ее под этим именем и мысленно обычно называл ее Вильерс. Их брак на борту военного корабля, заключенный без священника, убедил Мэтьюрина не больше, чем саму Диану.
Некоторое время он рассматривал изображение — тщательную прорисовку канатов, окружающих воздушный шар и удерживающих корзину; одревеневшую фигуру и ее лишенное выражения лицо, замершую театральную позу. Абсурд, но что-то от Дианы в этом было. Она — прекрасная наездница, и хотя в жизни бы не села так даже на синей помеси осла и мула и тем более не приняла бы драматическую позу, но сама чудовищная неправдоподобность, символ лошади и полная беспечность седока имели с ней реальную связь.
— Спасибо, Блейн, — отозвался он спустя некоторое время. — Я глубоко благодарен вам за эти сведения. Есть ли что-то еще, пусть и неубедительное, что вы можете добавить?
— Нет. Вообще ничего. Но стоит отметить, что отсутствие болтовни и сплетен в таком месте, как нынешняя Швеция, само по себе о многом говорит.
Стивен кивнул, изучая афишу еще раз, и пытаясь понять хоть что-то по-шведски.
— Я бы хотел совершить полет на воздушном шаре.
— Когда я был во Франции перед войной, то наблюдал полет Пилатра де Розье. У них было два баллона — маленький монгольфьер прямо над корзиной и большой газовый над ним. Высоту они набирали неплохо, но на трех или четырех тысячах футов вся конструкция загорелась. Икар и то не мог бы разбиться на более мелкие осколки.
Сэр Джозеф пожалел о своих словах, как только произнес их; но любые смягчения или объяснения только усилили бы эффект. Так что он встал, принес вино из угла в комнаты и налил им по бокалу.
Они обсуждали токайское и вина вообще, пока не выпили половину бутылки. Потом Стивен поинтересовался:
— Вы говорите, что современная Швеция примечательно полна сплетнями.
— Едва ли это удивительно, если подумать. Бернадотта могли избрать кронпринцем, и он мог выступить против Наполеона, но он все еще француз, и во Франции не теряют надежды снова вернуть его на свою сторону. Они могут предложить ему Финляндию, Померанию — массу территорий. И у них есть определенное влияние на него — полдюжины незаконнорожденных детей в По, Марселе и Париже. Если и это не сработает, то всегда есть легитимная династия, изгнанные Васа. У них достаточно сторонников, и они могут устроить coup d'etat
[23]. Опять-таки, Абоский мирный договор не по душе большинству шведов. И конечно же, здесь замешаны интересы русских и датчан, равно как и северных германских государств. Так что, несмотря на все текущие союзы, Стокгольм полон разного рода агентов, пытающихся повлиять на Бернадотта, его свиту, советников и различных противников, реальных или потенциальных. Их дела, ну, или приписываемые им дела, дают почву для невероятного количества болтовни. Не наше ведомство, и слава Богу — как-то видел Каслри
[24], согнувшегося под тяжестью груды отчетов — но, естественно, мы свою долю информации получаем.
Маленькие серебряные настольные часы пробили час, и Стивен поднялся из кресла.
— Вы же не дезертируете, когда бутылка на середине отлива? — воскликнул Блейн. — Сядьте, как вам не стыдно.
Стивен уселся, но с его точки зрения, в бутылке могло быть хоть какао. Когда опустел последний бокал, он произнес:
— Могу ли я поведать вам о странном примере силы денег?
— Если вам угодно.
— Мой слуга, Падин, вы его знаете, чрезвычайно страдал от ретенированного зуба мудрости. Подобные операции за пределами моих способностей. Когда я отвел его к лучшему зубодеру Плимута, то никак не могли заставить его открыть рот — будто он смирился с болью. А теперь я привез его в Лондон, на прием к мистеру Каллису из больницы имени Гая, и ведет он себя совершенно по-другому. Он с радостью открывает рот, он терпит сверло, ланцет и щуп без крика. Не потому, что Каллис — официальный дантист принца-регента, в графстве Клэр это ничего не значит, но потому что операция стоит семь гиней и еще пол гинеи за перевязку. Подобная трата — больше чем Падин в жизни расходовал до этой экспедиции «Сюрприза» — не только придает человеку определенный статус, но и неизбежно влечет за собой невероятную степень хорошего самочувствия.
— Вы имеете в виду, что он не ждет вас внизу? — уточнил Блейн, иногда способный разочаровать собеседника. — Вы имеете в виду, что пойдете домой один? И вдобавок с этим безумно огромным бриллиантом в кармане? С легкостью представляю себе, как страховщик отказывается от выплат в такой ситуации.
— Какой страховщик?
— Вы же не хотите сказать, что камень не застрахован?
— Но придется.
— Дальше я услышу, что и у корабля нет страховки.
— Ага, — воскликнул ошеломленный Стивен, — есть же и морское страхование, точно. Частенько об этом слышал. Возможно, нужно побеспокоиться.
Сэр Джозеф взмахнул руками, но произнес лишь:
— Пойдемте, провожу вас до угла Пикадилли. Там всегда ошивается стайка факельщиков. Двое проводят до дома вас, а двое — меня. — По пути Блейн продолжил: — Когда я говорил о том, что мистер Обри может вступить в бой с государственным кораблем примерно равной силы, то я не совсем бросал слова на ветер, как это могло показаться. Если не ошибаюсь, он особенно хорошо знаком с гаванью Сен-Мартена, не так ли?
— Дважды исследовал и долго участвовал в ее блокаде.
— Могут возникнуть обстоятельства... вы можете остаться в городе еще на неделю?
— Конечно же, могу. Меня можно найти в «Блейкс». Но, в любом случае, мы встретимся в клубе Королевского общества за обедом в четверг, перед моим докладом. Я приведу с собой мистера Мартина.
— Буду счастлив познакомиться с ним.
Знакомство оказалось приятным для обеих сторон. Стивен усадил Мартина между собой и сэром Джозефом, и двое общались беспрестанно, пока не начались тосты. Мартин, как он признался, не уделял должного внимания жесткокрылым, но, так уж случилось, узнал многое о повадках, пусть и не о формах, южноамериканских семейств, наблюдая их вблизи на родной земле. Жуки, особенно светящиеся, вместе с планами Блейна по их новой классификации на истинно научных принципах, составили единственную тему их разговора.