– Уверен, вы сделали все от вас зависящее.
– Надеюсь, что так, но всесильных людей нет. На чудеса мы не способны даже сейчас.
– Что бы ни случилось со мной, вы, Аннабель, сделали максимум возможного. Спасибо, что не бросаете меня столько часов подряд.
– Я не оставлю вас, Майк, чего бы мне это ни стоило.
– Надеюсь, нам удастся встретиться, – говорю я, чувствуя, что сглазил себя этим и теперь не выберусь отсюда живым. – Хочу поблагодарить вас лично.
– Мы наверняка встретимся, – обещает Аннабель, лучезарно улыбаясь.
В этот момент я ничуть не сомневаюсь, что благополучно выберусь отсюда.
Тут наблюдательная система засекает эскадрилью вражеских дронов, появившихся из-под облачной гряды. Мои датчики их не почувствовали.
Я оглядываюсь по сторонам, решая, где бы спрятаться, и выбираю ангар из рифленого листа – прежде там стояли аттракционы. Я пробираюсь сквозь горы мусора, сквозь почерневший серпантин американских горок, пока не появляется уверенность, что дроны не уловят моих инфракрасных и электромагнитных сигнатур. Под титановыми ногами – сломанные механизмы и тела. Я с хрустом топчу разбитых пластиковых лошадок и толокаров-сороконожек.
– Придется отсидеться здесь пару часов, пока дроны не улетят.
Я опускаюсь на корточки и отключаю основные системы. Энергия, в минимальном количестве, подается лишь в капсулу и в ядро центрального процессора КХ-457.
– Как вы поймете, что опасность миновала?
Каркас здания нарушает работу систем связи и наблюдения.
– Никак. Но если дроны прибыли для обычной разведки, опасность минует, едва они улетят.
– Значит, я могу заняться восстановлением нормального ощущения тела?
– Астральная проекция сейчас пугает меня куда меньше.
– Тем не менее позвольте мне этим заняться. Такое нужно пресекать в зародыше, не то при выздоровлении проблема станет очень серьезной.
Я мысленно поджимаю плечами:
– Если вы считаете, что так лучше…
– Да, я так считаю, – отзывается Аннабель.
Я решаю прождать два часа, потом еще час – для пущей верности. И вот я медленно выбираюсь из парка аттракционов. Фактически я снаружи. Система наблюдения должна восстановиться вместе со связью, но этого не происходит. Покрытие до сих пор частичное. Я получаю разведданные от глаз и ушей, но лишь от тех, что поблизости, не дальше чем в нескольких километрах от меня. Возможно, проблема в моих собственных системах, но, вероятнее всего, под атаку попал критически важный узел нашей распределенной сети. Вдруг те дроны искали не меня, а слабое звено в нашей системе связи?
Еще темно, и, возможно, дроны еще здесь. Остается надеяться, что они уже улетели, а колонна вооруженных мехов ушла своей дорогой. На восстановление системы наблюдения может уйти несколько дней. Так долго ждать я не в состоянии. Лучше погибнуть в пути, чем загнуться здесь, прячась от невидимого врага.
– Подождем до рассвета, – говорю я Аннабель. – Тогда и при неважном освещении можно будет более-менее спокойно двигаться по открытой местности.
– Как вы себя чувствуете?
– По-другому.
Это, конечно, не вся, но тем не менее правда. Моя астральная проекция исчезла, лишнее тело ко мне больше не липнет. Тут впору радоваться, ведь получается, что нейронная кроссировка от Аннабель возымела эффект. А я совершенно не чувствую радости.
И еще что-то теперь по-другому. Дело не в расстройстве от астральной проекции. Ее больше нет, и слава богу! По-другому ощущается мое собственное тело. Теперь оно эдаким рудиментарным придатком болтается на периферии поля зрения, словно не принадлежит мне. Я не живу в нем и не имею ни малейшего желания жить. Отделаться бы от него! Прежде оно вызывало у меня апатию, а теперь – отвращение.
Я сохранил достаточную беспристрастность в суждениях, чтобы понимать: это неврологическая реакция. Серьезнейшим образом нарушилось ощущение собственного тела. Ощущение себя, осознание того, что мне по-настоящему важно, словно отделилось от израненного человеческого тела и переселилось в совершенный бронированный корпус санитарного блока.
В общем, хрень полная.
Хрень не хрень, а возвращаться к старому не хочется. Не хочется совершенно: теперь я больше и сильнее. Я ступаю эдаким колоссом по истерзанной земле. Немощное тело меня бесит, но ничего, я потерплю. В конце концов, я от него завишу. Да, однозначно завишу.
Есть одна проблема, которую нужно решить.
Связь никуда не годится. Система наблюдения – мозаика из «белых пятен». Как же, черт подери, доктор Аннабель В. Риот связывается со мной из Татьяны-Ольги? Как управляет волшебными руками в зеленых хирургических перчатках?
Более того, как доктор Аннабель В. Риот в принципе может со мной разговаривать? Как я могу видеть ее вечно улыбающееся, вечно бодрое лицо?
– Не надо, Майк.
– Что «не надо»?
– Не надо делать того, что вы собрались сделать. Не проверяйте протокол обмена данными. Ни к чему хорошему это не приведет.
Я даже не думал проверять протокол обмена данными, но теперь, после подсказки Аннабель, идея кажется отличной.
Я захожу в историю приема-передачи данных, прокручиваю протокол на минуты, десятки минут, часы назад.
15.56.31.07 – ноль валидированных пакетов
15.56.14.11 – ноль валидированных пакетов
15.55.09.33 – ноль валидированных пакетов
…
11.12.22.54 – ноль валидированных пакетов
Так я выясняю, что КХ-457 не поддерживал связь ни с Татьяной-Ольгой, ни с другим командным сектором более девятнадцати часов. Все это время он работал совершенно автономно, опираясь на встроенные средства искусственного интеллекта.
То же самое относится к травмокапсуле. С момента активации – еще до того, как я оказался в ней и получил медицинскую помощь, – она тоже функционировала без человеческого управления. Не было доброй докторши по ту сторону экрана. Был только… софт, достаточно быстрый, гибкий и адаптивный, чтобы изобразить присутствие заботливого человека.
Доктор Аннабель В. Риот.
Доктор Аннабель В-рет.
Где запущен этот софт – в травмокапсуле или у меня в голове? Вопрос только в этом.
Нашли меня днем. Нет, не враги, а свои, хотя, пожалуй, на этом этапе разница не принципиальна.
Я отыскиваю приложение громкой связи, и мой голос кажется мне чужим – низким и глубоким.
– Не приближайтесь!
Двое в полной боевой экипировке, при них два меха-пехотинца. У мехов – портативные плазмопушки, нацеленные на меня.
– Майк, послушай! Тебя ранили. Ты укрылся в травмокапсуле, и… что-то пошло не так.