Первый человек в Риме - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 116

В конце концов она пришла к решению, которое наверняка одобрила бы Корнелия, мать Гракхов: холодным рассудком тщательно исследовать личности своих поклонников и выбрать среди них наилучшего. Не обязательно того, кто больше понравится. Главное – чтобы он соответствовал идеалу истинного римлянина и гражданина. Пусть он будет благородного происхождения, по меньшей мере – из сенаторской семьи, репутация которой за все время существования Республики ни разу не была запятнана бесчестьем. Пусть будет храбр, равнодушен к деньгам, неподкупен – готов, если необходимо, отдать жизнь за Рим или за свою честь.

Немалый список необходимейших достоинств… Вот только как девушке со скромным жизненным опытом убедиться, что суждение ее не ошибочно? Она решила поговорить со старшими членами семьи: Марком Коттой, Рутилией и старшим братом Луцием Аврелием, чтобы те тоже постарались непредвзято оценить каждого из кандидатов. Все трое честно постарались помочь. Увы, и это не помогло: мнения старших только сбивали ее с толку. Аврелия так и не определила, какой из женихов лучше.

– Ни один ей не понравился, – печально сказал Котта жене.

– Ни один, – со вздохом подтвердила жена.

– Невероятно, Рутилия! Восемнадцать лет девчонке – и ни по кому не вздыхает! Что с ней такое?

– Откуда я знаю? – отозвалась Рутилия. – Тут она пошла не в меня.

– Ха! Ну уж конечно и не в меня! – огрызнулся было Котта, но затем сдержал раздражение и поцеловал жену. Впрочем, уныние от этого не прошло. – Готов биться об заклад, ты знаешь, что в конце концов она не найдет ни в одном из них ничего хорошего!

– Согласна.

– Ну и что же нам тогда делать? Если ничего не предпримем – останемся с первой в истории Рима своевольной старой девой на руках!

– Отправим-ка ее лучше к моему брату, – сказала Рутилия. – Пусть поговорит с ним.

Котта просветлел:

– Прекрасная мысль!

На следующий день Аврелия вышла из особняка Котты на Палатине и отправилась в дом Публия Рутилия Руфа в Каринах. Ее сопровождали Кардикса и два огромных раба-галла, чьи обязанности были многочисленны и разнообразны, но чаще всего требовалась их колоссальная сила. Ни Котта, ни Рутилия не хотели мешать разговору Аврелии с дядей. О встрече договорились заранее, так как консул был очень занят. В Рим он прибыл улаживать административные дела – Гней Маллий Максим набирал большую армию, намереваясь перебросить ее в конце весны в Заальпийскую Галлию. И все же Руф не мог не выкроить время для родни: Рутилии всегда стояли друг за друга горой.

Марк Котта встретился с шурином еще затемно и объяснил ситуацию, которая необыкновенно удивила Рутилия Руфа.

– Вот так малышка! – воскликнул он. – Какое непоколебимое целомудрие! Во всяком случае, можно быть уверенным, что она не примет неверного решения и сохранит целомудрие до конца жизни, сколько бы мужей и детей ни имела.

– Надеюсь, Публий Рутилий, ты знаешь, как быть, – сказал Котта. – Я же не вижу просвета…

– А я вижу, – уверенно произнес Рутилий Руф. – Пришли ее ко мне к десятому часу. Мы пообедаем вместе. Домой я отправлю ее в носилках, под надежной охраной – не бойся.

Когда Аврелия пришла, Рутилий Руф отослал Кардиксу и галлов в помещение для слуг, чтобы те пообедали там и подождали, пока их не позовут. Аврелию же провел в триклиний и предложил устроиться на стуле с высокой спинкой.

– Я ожидаю только одного гостя, – сообщил он, сам устраиваясь на обеденном ложе. – Бррр! Холодно, да? Как насчет теплых шерстяных носков, племянница?

Любая другая девушка согласилась бы скорее умереть, чем надеть шерстяные носки, – больно уж неизящно. Но только не Аврелия, лишенная излишнего кокетства, с ее поразительно трезвым умом. В триклинии действительно было холодно, а простудиться ей не хотелось. Поэтому она просто кивнула.

Вызвали Кардиксу и приказали взять у экономки носки, что было исполнено с завидной быстротой.

– Ах ты, умница моя! – воскликнул Рутилий Руф.

Он действительно от всей души восхищался здравым смыслом племянницы, как восхищался бы красивой океанской жемчужиной, найденной на заплеванном побережье Остии. Никогда не преклонявшийся перед женщинами, он ни разу в жизни не давал себе труда задуматься над тем обстоятельством, что чувство здравого смысла встречается у мужчин отнюдь не чаще, чем у женщин. Тем естественнее Аврелия казалась ему чудесным перлом на грязной отмели людского моря, и он чрезвычайно дорожил ею.

– Спасибо, дядя Публий, – сказала Аврелия и перевела взгляд на Кардиксу, опустившуюся на колени, чтобы надеть девушке носки.

Обе были поглощены этим занятием, когда вошел тот самый единственный гость Публия Рутилия Руфа. Никто из них даже не отреагировал на его появление. Гость устроился на ложе по левую руку от хозяина.

Наконец Аврелия посмотрела в глаза Кардиксе и сказала ей спасибо с чарующей улыбкой, а затем подняла голову и посмотрела через стол на дядю и его гостя. Улыбка, предназначенная Кардиксе, еще играла у нее на лице, а на щеках проступила нежная краска. Аврелия была восхитительна.

– Гай Юлий, это дочь моей сестры, – сказал Публий Рутилий Руф учтиво. – Аврелия, позволь представить тебе сына моего старого друга – Гая Юлия Цезаря. Он тоже Гай, как и отец, но он не старший сын.

Широко распахнутыми фиалковыми глазами смотрела Аврелия в глаза своей судьбы, и ни тени мысли об идеале римлянина, о Корнелии, матери Гракхов, не промелькнуло в ее голове. Она видела только удлиненное, типично римское лицо с длинным носом, небесно-голубые глаза, пышные, слегка вьющиеся золотые волосы и прекрасный рот. И – после недолгой внутренней борьбы с собой – Аврелия влюбилась.

Конечно, они поговорили о том о сем. Рутилий Руф постарался им не мешать. Он был доволен собой. Из сотен знакомых молодых людей он выбрал одного-единственного, достойного его драгоценной морской жемчужины. Он любил юного Гая Юлия Цезаря и ожидал от него в будущем славных деяний. Молодой Гай Юлий был настоящий римлянин. К тому же из прекрасной семьи. Сам стопроцентный римлянин, Публий Рутилий Руф был бы особенно доволен, если бы в результате взаимной приязни между юными Цезарем и Аврелией он, Публий Рутилий Руф, породнился со своим старинным приятелем Гаем Марием.

Обычно слишком застенчивая, чтобы пускаться в многословные беседы, Аврелия вдруг позабыла о всякой сдержанности и говорила, говорила с молодым Гаем Юлием Цезарем, говорила долго, открыто, по душам. Она узнала, что Гай состоял младшим военным трибуном в Африке при Марии и несколько раз его воинские заслуги отмечались различными почетными наградами: он получил corona muralis – крепостной венок – за битву у цитадели на Мулухе, штандарт – за первую битву у Цирты, девять серебряных фалер – за вторую. Во время второго сражения под Циртой он был тяжело ранен в ногу и с почестями отправлен домой. Ей было нелегко вытянуть из него эти признания. С гораздо большим увлечением он рассказывал о подвигах своего старшего брата Секста.