– Сумку оставь, – уточнила она. – Туфли возьми.
Эти мальчики… Посмотришь – альфа-самец. Широкие плечи, сильная шея, перевитые венами руки, железные плиты и бугры мышц.
А на самом деле все они – грызуны. Трех видов. Безобидные работящие суслики, трусливые зайцы, вонючие самолюбивые хорьки. Не считая подвидов. Так считала Даша. Ну а что? Правда! За каждым балетным мальчиком стоит энергичная мама. За каждым. Если не мама, то мама и бабушка.
Мальчика надо возить в балетную школу и из школы. Понукать, чтобы не сдался, не бросил. Поддерживать надо тоже. Следить за весом и диетой. Верить в его звезду. Каждый день. Балетные мальчики привыкли слушаться женщин.
А Даша была настроена решительно, как героиня Умы Турман в фильме «Убить Билла». Если бы ей встретился Будда, то она – ну нет, не разрубила бы и его – заставила танцевать с собой «Фею горы».
– Куда идти? – пролепетал этот. Сумка на полу. Замшевые стручки туфель уже в кулаке.
Суслик, определила Даша. Не хорек, нет. Но и не заяц.
– Туда, – ответила она.
Какая разница, как его зовут. Она решила остаться. Точка.
Остальное – их проблемы.
Он плелся за ней доверчиво, как теленок. Она смягчилась:
– Как тебя зовут?
– Слава.
Кивнула:
– Хорошо.
Когда она толкнула дверь зала, концертмейстер подпрыгнула на стуле от неожиданности. Затем нагнулась вдогонку… пластмассовое кляк-кляк-кляк – кувыркнулся по полу маленький черный прямоугольник.
Слава, подпрыгивая на одной ноге, другую продел в туфлю.
Даша бросила концертмейстеру:
– Начнем со второго дуэта.
18
Эта питерская оказалась не такая ужасная, как говорили ребята, думал Славик, принимая душ. Домой ехать смысла уже не было – пора готовиться к вечернему спектаклю. Времени вагон. Он обычно приезжал в театр за два часа до начала. Ладно, сегодня будет готовиться медленно.
Вот ведь влетел – утром и не подозревал, где проведет вечер: на сцене.
И она не болтает! Тоже плюс.
Спросила только перед репетицией: «Ты поел? Разогрелся? Тебе разогреваться надо?» От этих вопросов Славик почему-то сразу ощутил уверенность, спокойствие: как будто все вдруг встало на свои места. Ответил: «Нет». Она добавила: «Свитер пока не снимай. Тут сквозняк». И опять у него чувство, будто вправился вывих.
А на рожу какая? Никакая.
Горячая вода душа приятно размягчала усталые мышцы.
Славик напряг, отпустил икру. Ощущения непонятные. Решил вызвать перед спектаклем массажиста.
Чтобы в вариациях не было проблем.
С дуэтами проблем не будет.
Она ничего. Даша эта.
Он закрыл краны, вытерся.
На поддержках не висит, как некоторые: выжимай ее, цацу, как штангу. Помогает. Толчок на поддержку дает вовремя, потом подхватывает. И вертится прилично – не падает на тебя в пируэтах Пизанской башней. Никаких проблем в спине после репетиции с ней. А в ахилле? Прислушался. Нет, вроде. Согнул, потом вытянул стопу. Слава богу, нет.
Случилось это с ним на «Жизели». Приземлился после кабриоля, и вдруг вся сцена опрокинулась – по глазам ударили верхние лампы, пол врезал по спине. И жуткая, жуткая – не боль даже – а мысль: кранты? Хуже ахилла только разрыв крестообразной в колене, это – кранты без вопроса. Никакой хирург не сошьет крестообразную связку так, чтобы потом можно было танцевать в балете. Филя рассказывал. Ему врач, такой, улыбается: «Все хорошо, – говорит, – срослось удачно, ходить будешь». Ходить! Где сейчас Филя? Вроде бы преподает танцы в детской студии «Одуванчик».
Хорошо, что мама ту «Жизель» не видела.
Мама умерла за год. Так странно. Рак. Успела увидеть, как его перевели в категорию премьеров. Умерла счастливой. Обеспокоенной – как же теперь Славик один? Но счастливой: сын – премьер. Один из восьми. Сбылась ее мечта, достигнута цель, к которой она шла – и тащила его – пятнадцать лет. Будила в школу, возила в училище через всю Москву (потом сама мчалась на работу). Понукала, чтобы растягивался и дома, чтобы не прекращал упражнений и на каникулах. Следила за его весом. Приучила к легкой еде. И вот день триумфа: сидит в актерской ложе – смотрит на сына в главной роли. В главной!
Все балетные мамаши мечтают о таком дне. Удается – восьми. Ей – удалось. Может, поэтому и умерла? Миссия окончена. Сдала вахту.
Вот только никто не успел его подхватить.
Может, поэтому он и упал? Тогда, на «Жизели»?
Если бы мама смотрела – не упал бы.
Нет, охотниц было хоть отбавляй. Когда он поступил в труппу, бабы оживились: кому достанется? С данными, не вредный, руководству нравится, в кордебалете не сидел, сразу афишные партии, сразу на гастроли в Японию.
Ах, сколько он не успел сделать для мамы! Например, привезти ей из Японии кимоно.
Все бабы, которые запускали в него когти, были какие-то странные. Не такие. Славик не понимал. Каждой что-то было надо. То после репетиции ее забери. То шубку купи. А лучше – сразу машинку. Как она жалуется, послушай. В ресторан пригласи – причем сам догадайся в какой. В кино ее веди. Квартиру с ней сними – но сначала сам эту квартиру и найди.
Славик вжимал голову, распухшую от чужих «хочу» и «надо», и не прощаясь уползал в кусты. Трудновато, когда оба работают в одной труппе. Но можно. В классе вставал у палки подальше. Не встречался взглядом в зеркале, повторявшем их па. Отношения не складывались.
А после травмы их интерес погас. После возвращения с больничного к нему прилипло прозвище: Пирожок без ничего.
Или начинка, это что-то внутри него, исчезла еще раньше – когда ушла мама?
Славик посмотрел на часы. Пора поесть перед спектаклем. Сытно, но не плотно. Так наставляла мама.
Буфет был открыт. Многие столики заняты.
Славик встал в очередь.
«Да ну его, пусть она берет», – донеслось до него. Девочки. По остреньким жестам, по быстрым улыбкам и взглядам он понял, что обсуждают его. Захихикали. Потом: «Жалко, что ли? Пирожок без ничего».
Подошел Антон:
– Ну ты даешь, друг.
– А что?
– Такое попадалово.
Славик не нашелся с ответом.
– Аким заставил? Ты пойди к нему, поскандаль, – продолжал науськивать Антон. – Она ж тебя угробит.
Славик заерзал. Из очереди – не смыться.
– Никто меня не заставлял, – промямлил Славик.
Антон оживился. На лице забота:
– Ты чего? Ты давно ахилл залечил? Чтобы шпалу такую таскать.
Славик пожал плечом. Антон ужаснулся: