Елизавета I - читать онлайн книгу. Автор: Кэролли Эриксон cтр.№ 80

У всех еще, а у самой Елизаветы в первую очередь, на памяти был 1562 год, когда выжила она каким-то чудом. Когда среди детей, живших неподалеку от Вестминстера, распространилась оспа, королева из страха подхватить заразу немедленно оставила дворец да и вообще избегала появляться в местах, где эпидемия распространялась чаще всего. В прошлый раз она заболела в Хэмптон-Корте, и, хотя, «не желая, чтобы он пришел в полный упадок», время от времени туда наведывалась, ее тревожило какое-то суеверное чувство, так что с тех пор Елизавета старалась сократить свое пребывание там до минимума.

Сколь бы решительно, прибегая к самым сильным выражениям, Елизавета ни отстаивала свои прерогативы на парламентской сессии 1566 года, нездоровье ее было очевидно, и парламентарии не могли этого не заметить. Это была всего лишь третья сессия за годы ее царствования. Главным итогом первой, собиравшейся семь лет назад, стало утверждение королевской власти над церковью и отказ от католицизма, возрожденного в годы правления Марии Тюдор. Вторая (1563) была в принципе посвящена налоговой политике, но у обеих палат хватило решимости поднять и вопрос о престолонаследии, что привело королеву в сильное раздражение.

И вот теперь по-прежнему нерешенный вопрос этот заставил парламентариев приложить всевозможные усилия, чтобы побудить свою государыню к каким-то шагам. Только возможности эти были невелики, ибо в середине XVI века парламент занимал совершенно подчиненное по отношению к монарху положение и права его были чрезвычайно ограниченны. Сами сессии собирались и распускались исключительно по воле королевы; принятые законы вступали в силу лишь после ее одобрения. На самом деле власть была сосредоточена в королевском Совете, ибо парламент собирался, как мы видим, крайне нерегулярно, да и когда собирался, заседания его проходили под бдительным присмотром советников, занимавших в зале самые почетные места.

Доныне Елизавете удавалось держать парламент в узде путем использования предоставленных ей законом и традицией властных полномочий. Она накладывала вето на законопроекты, она следила за тем, чтобы выборный спикер палаты общин в любых спорных вопросах занимал сторону короны, она даровала свободу слова парламентариям только на том условии, что они неизменно будут оставаться верными долгу, а долг состоял в почитании и уважении королевского звания. При малейших попытках нарушить это условие Елизавета призывала спикера и примерно его отчитывала, почти прямо давая понять, что может и вовсе лишить парламентариев этой самой свободы слова да и иные, посуровее, меры принять в случае неповиновения и изменнических высказываний.

Тем не менее, хотя оппозиции в парламенте королеве опасаться не приходилось, в решении финансовых вопросов, особенно если речь шла о непредвиденных расходах, она вынуждена была считаться с позицией членов обеих палат, и вот осенью 1566 года парламентарии, преисполненные отчаянной решимости разобраться наконец с вопросом о престолонаследии, замыслили пустить в ход все имеющиеся в их распоряжении финансовые рычаги давления на королеву.

Не далее как несколько месяцев назад все были напуганы очередным тяжелым заболеванием Елизаветы. Лихорадка, замечает один современник, трепала ее так сильно, что в великий страх пришла вся Англия, ожидая неизбежного конца. Елизавета снова выкарабкалась — но надолго ли? Чтобы не ввергнуть страну в хаос, она на случай повторения подобного должна назвать имя либо будущего своего супруга, либо наследника трона. Таково было общее мнение парламентариев, готовых, дабы побудить королеву сказать-таки свое твердое слово, даже к тому, чтобы пойти на понижение налогов.

Ситуация тогда особенно обострилась, ибо к 1566 году все три основные претендентки на трон уже вступили в брак: Мария Стюарт вышла за Дарили, Екатерина Грей — за сына Эдуарда Сеймура, а Мария Грей, «эта коротышка, карлица и уродина», соединилась всего лишь год назад с начальником королевской гвардии Томасом Кейсом. Брак этот, по словам Сесила, несчастный, немыслимый и даже комический был, ко всему прочему, тайным.

Взбешенная Елизавета бросила свою кузину Марию в одну тюрьму, а здоровенного гвардейца в другую (Марии предстоит оставаться в заточении до тех пор, пока она не станет вдовой, а потом, уже на воле, впасть в нищету, хотя по закону, то есть согласно завещанию Генриха VIII, она по-прежнему будет считаться претенденткой на трон). Время не смягчило и далеко не родственных чувств, что испытывала Елизавета в отношении другой своей кузины. Екатерина, ее муж и двое маленьких детей пребывали в Тауэре, в темном и холодном помещении, обставленном несколькими колченогими стульями да кроватями с драными покрывалами, — вот и все, на что расщедрилась Елизавета. Когда Лондон настигла чума, семью (впрочем, о том, что они, хоть и в заточении, живут вместе, знали немногие) перевели в другое место, но и здесь условия жизни были далеко не на высоте. Екатерина потребовала, чтобы ей вернули обезьянок и щенков, а тюремщик жаловался, что они рвут в клочья одежду и гадят на пол.

Еще до официального открытия сессии парламентарии начали сеять смуту, распространяя по городу листовки, долженствующие возбудить народ против королевы и Сесила. В первый же день сессии достопочтенные члены парламента перессорились друг с другом, решая, какую же тактику лучше избрать. Дело дошло чуть ли не до драки. Елизавета велела своим советникам поговорить с ними, успокоить, заверить, что руководствуется она, как всегда, лучшими намерениями. Но утихомирить разъярившихся членов палаты общин было нелегко, более того, им и собратьев из палаты лордов удалось привлечь на свою сторону в решении животрепещущего вопроса о престолонаследии.

Узнав об этом, Елизавета пришла в ярость. Если от нее отвернулась палата лордов, то виноват в этом ее лидер, герцог Норфолк. Разговаривала с ним в эти дни королева сквозь зубы и в конце концов прямо назвала изменником. Пембрук пылко встал на его защиту. Нельзя, убеждал он Елизавету, так унижать его, ведь герцог, как, впрочем, и все остальные, озабочен лишь благом королевства, отсюда и все его советы, и если ее величество не склонна им следовать, все равно долг герцога высказать их.

В ответ Елизавета лишь отмахнулась — мол, так может говорить только неотесанный солдат. Она обратилась к Лестеру, который тоже оказался бессилен переломить настроение лордов.

«Выходит, все бросили меня, даже вы», — с упреком сказала она графу. Тот забормотал что-то в том роде, что готов умереть у ног ее величества. Все это пустые слова, вспылила Елизавета, в сравнении с делом, о котором идет речь, они вообще ничего не стоят, — она повернулась к Нортгемтону, который, на свое несчастье, оказался здесь же.

Ему Елизавета нанесла точно рассчитанный удар. К чему все эти речи о том, что королева никак не может вступить в брак, если его собственные семейные дела стали притчей во языцех? Он женат, но хочет жениться на другой, а это требует специального парламентского акта. Пусть собственными проблемами займется, а уж она, Елизавета, со своими как-нибудь сама справится.

Не дав посрамленным вельможам и рта раскрыть, Елизавета добавила, что обоих вместе со всеми другими ждет домашний арест, и с этой угрозой вышла из комнаты. Потом она, правда, немного успокоилась: в конце концов, по крайней мере эти трое — Пембрук, Лестер и Нортгемтон — близки ей, к тому же Елизавета хорошо понимала, что они оказались меж двух огней: и ее благоволение надо сохранить, и с палатой не испортить отношений. Тем не менее на некоторое время доступ им в личные апартаменты королевы был закрыт, а буря в парламенте продолжалась.