Елизавета I - читать онлайн книгу. Автор: Кэролли Эриксон cтр.№ 62

Ну, а какова в этом роль Елизаветы? Ведь Дадли ни за что бы не пошел на такое дело, не заручившись предварительно ее согласием, — слишком близко все касалось самой Елизаветы. Да и новость вроде бы не слишком расстроила ее. Она всего лишь обронила одну фразу в разговоре с де Куадрой, а помимо того, сказала придворным (на итальянском), что леди Дадли «сломала себе шею». И все. О важных делах Елизавета часто говорила прямо, даже прямолинейно, но такая небрежность, такое бессердечие — это даже для нее слишком. Оскорбив своим романом с Дадли общественное мнение всего королевства, она теперь докатилась до настоящего преступления — благословила убийство. Этого пятна ей уже никогда не смыть.

Как ни ужасна была весть, совсем уж врасплох она де Куадру не застала. Сесил, места себе не находивший из-за безответственности Елизаветы, кроме того, всерьез опасавшийся за собственное положение, в те дни затеял с испанским послом необычно откровенный разговор.

Елизавета, начал он, в последнее время совершенно отошла от государственных дел, передав их в ведение любовнику, и это ужасно, ведь Дадли — человек глубоко эгоистичный и в делах абсолютно неопытный, не говоря уже о том, что он вызывает страстную ненависть у «всей высшей знати королевства». Королева явно намеревается выйти за него, продолжал Сесил, и в предвидении такого катастрофического поворота событий он, Сесил, всерьез подумывает об отставке. Его обращения к королеве, его призывы «вести себя достойно, жить в мире, выйти замуж» остаются неуслышанными;

теперь ее ничем не собьешь с выбранного пути, и впереди всех нас неизбежно ждет «упадок страны». Далее Сесил поведал де Куадре одну любопытную вещь: Елизавета якобы «намеревается следовать по стопам отца». Не до конца, разумеется, не настолько, чтобы сознательно давать пищу сплетням и провоцировать скандалы, удовлетворяя таким образом свои личные прихоти за счет репутации. А ведь именно так и вел себя Генрих VIII, оказавшись в конце концов в центре любовного треугольника, между опостылевшей женой Екатериной Арагонской, с одной стороны, и желанной любовницей Анной Болейн, с другой.

Король Генрих, по сути, утверждал свою безграничную власть в интимных отношениях столь же решительно, сколь и в области политики. Женщины, с которыми он был связан — жены ли, любовницы, — неизменно оказывались страдательной стороной, короля же никогда и ничто не смущало, он всегда выходил победителем. Вот и Елизавета, заявляя во всеуслышание, что предпочитает остаться одинокой, отвергая одного за другим претендентов на ее руку, демонстрируя полное равнодушие к животрепещущему вопросу престолонаследия и главным образом в открытую поддерживая отношения с Дадли, стремится к тому же, чего достиг ее отец: полной независимости в интимной жизни за счет всего остального.

Прямо Сесил не высказался, но смысл его рассуждений заключался именно в этом: королева будет «следовать по стопам отца» до самого конца своего царствования. Вряд ли можно представить себе, что она вообще не выйдет замуж, а в таком случае выбор ее скорее всего падет на Дадли. Де Куадра, тесно общавшийся с королевой больше года и привыкший как к ее постоянным уловкам, так и к явной внутренней неуверенности, высказывался более осторожно. «Конечно, дело это скандальное и постыдное, — писал он в связи со смертью Эми Дадли, — однако же я совершенно не убежден, что Ее Величество сразу же выйдет замуж за этого человека да и вообще решится на такой шаг; по-моему, она все еще колеблется».

Но это был слишком сложный ход мысли, большинство как при дворе, так и вне его судило гораздо проще и определеннее: королева уступила собственному влечению к Дадли и чувству ревности к его жене и потому сделалась сообщницей любовника-убийцы.

Даже и скорбя по Эми Дадли и выражая формальные соболезнования вдовцу, придворные не переставали клеймить его как убийцу хотя бы в сердцах своих, вырваться чувствам наружу они не позволяли. Ибо, как бы ни возмущены все были, возможно, совершенным им преступлением, ни оскорблены в своих лучших чувствах его исключительным положением при дворе, оставался еще и страх, и именно он заставлял выказывать внешние знаки почтения, ведь совсем не исключено, что перед ними — будущий король. При этом знать сама себя презирала за то, что поддается этому страху, вместо того чтобы бросить обвинение в лицо или, еще лучше, прогнать взашей.

Что касается страны в целом, то в ней немедленно поднялся общий ропот: «Каждый во весь голос говорит, что женскому правлению следует положить конец, а эта особа и ее фаворит в любой момент могут оказаться в тюрьме». Насильственная смерть Эми Дадли способствовала дальнейшему распространению всяких скандальных слухов относительно Елизаветы и ее конюшего, включая и то, что она якобы тайно родила от него ребенка. Елизавете перемывали косточки, вспоминали малейшие подробности ее сомнительного прошлого, говорили о шашнях с Томасом Сеймуром, несмываемом клейме, которое лежит на ней как на дочери Анны Болейн, о том, что и права-то ее на трон весьма сомнительны, ибо она — лишь незаконнорожденная дочь Генриха VIII, если вообще его дочь, при всем внешнем сходстве.

Уличающие слухи множились. Королева как-то возвращалась с приема в лондонском доме Дадли и, по словам одного из слуг графа Арундела, затеяла беседу с факельщиками, освещавшими ей путь во дворец. Она прямо назвала имя Дадли, заметив, что «сделает все для возвеличения его имени». Отец конюшего — герцог; теперь ранг следует повысить, Дадли будет королем.

Со дня смерти Эми Дадли не прошло и десяти дней, как Франсис Ноллис, троюродный брат Елизаветы, сообщил ей, что в графстве Уорикшир распространяются «злостные и опасные слухи и вообще народ ропщет». Следует, считал он, провести формальное разбирательство — «настоящее следствие с целью обнаружения истины», с соответствующими действиями, если подозрения подтвердятся. Ноллис отдавал себе отчет в том, что говорит: речь шла как минимум о тщательном расследовании деятельности Дадли, при котором могут всплыть порочащие его факты. Но альтернатива такому расследованию — бунт, и именно это побуждает его, Ноллиса, «написать все, как оно есть, — с верностью, уважением и любовью».

Ну а что же герой этих подозрений и всеобщей ненависти? Предполагаемый убийца и покоритель королевских сердец был вскоре отослан со двора в свое поместье в Кью, где и пребывал в растерянности и немалой тревоге, пока Елизавета стремилась справиться с охватившим ее смятением.

Письмо, отправленное им Сесилу, человеку, чье положение при дворе он сам недавно поколебал, отнюдь не свидетельствует о приписываемом ему всемогуществе. Он благодарит Сесила за послед ний визит и просит совета — что делать? Не соизволит ли милорд секретарь высказать свои подозрения — так, чтобы он, Дадли, мог оправдаться в его глазах и понять, как ему действовать дальше? Особой последовательностью это послание не отличается, хотя поэтический стиль письма, построенного по всем правилам риторического искусства, выдает немалую образованность (об уме этого не скажешь) автора. «Меня весьма гнетет, что волею обстоятельств в моей жизни произошли такие перемены», — изысканно сетует на судьбу Дадли. Он «алчет свободы, избавления от тяжелых цепей», будучи не в силах пребывать «вдали от места, где быть ему надлежит» — вдали от двора, вдали от своей возлюбленной королевы.