Глубина моря; Открытое море - читать онлайн книгу. Автор: Анника Тор cтр.№ 18

– Ну?

– Конечно же, я пишу, – сказала Нелли. – Иногда.

– Нелли, – сказала Штеффи, – ты не понимаешь…

Нелли подняла на нее взгляд. Ее глаза горели.

– Они бросили нас! – крикнула она. – Мы им не нужны. Почему я должна о них беспокоиться?

Ее слова, словно волна, обрушились на Штеффи. Так бывает, когда купаешься у берега, а большая волна сбивает с ног. Ничего не видишь, ничего не слышишь, только чувствуешь вкус соли. Штеффи боролась, чтобы снова твердо встать на ноги.

Она не могла сказать ни слова в ответ. Не могла объяснить то, что они обе знали: мама с папой отправили их, потому что боялись за них, хотели, чтобы они были в безопасности. Ей просто хотелось плакать, как она плакала давным-давно в тот первый вечер на острове. «Мама, приезжай и забери меня. Забери меня, иначе я умру».

Но вместе с тем волна боли, грозившая поглотить ее, превратилась в раскаленный добела гнев. Штеффи ударила Нелли, крепкая пощечина заставила ту завопить от боли.

Когда Штеффи пришла в себя, Нелли была уже далеко. Она бежала по тропинке к поселку, и ее длинные черные косы развевались за спиной.

– Нелли! – крикнула Штеффи.

Но Нелли не обернулась.

Ладонь Штеффи горела. И щеки горели, словно ударили ее саму. Единственный раз она получила пощечину от тети Марты в тот раз, когда разорвала свое платье.

Мама с папой никогда их не били.

Как же это случилось? Как она смогла ударить Нелли?

Штеффи отправила маме еще одно длинное письмо. Она написала, что Нелли наверняка отослала много писем, но они, скорее всего, потерялись в пути. Штеффи лгала, что Нелли могла неправильно написать адрес. Или забыла наклеить марку. Если письма вернутся, она отправит их снова.

Штеффи терпеть не могла обманывать маму. Но рассказать правду тоже не могла. Правда была ужасна. Такая же история была с первым письмом маме и папе в Вену, когда Штеффи только что приехала на остров, письмо она так и не отправила. По правде говоря, Штеффи обманывала родителей с тех пор, как оказалась в Швеции. Не так явно, как сейчас, когда она придумывала чистую неправду, скрывая нежелание сестры писать им. Штеффи лишь приукрашивала действительность, преувеличивала все хорошее и умалчивала о трудностях и огорчениях.

Внезапно ей стало интересно, что думают о ней мама с папой. Верят ли они тому, что она так довольна, как хочет казаться, или видят ее насквозь. Родители ее прекрасно знают. Но они не встречались уже четыре года. Уезжая, она была двенадцатилетним ребенком, а теперь ей скоро исполнится шестнадцать.

Еще одна мысль посетила Штеффи. Что, если мама с папой поступают точно так же! Вдруг они не рассказывают ей всей правды? Чтобы не расстраивать, или этот безымянный немец запрещает им? Может, все гораздо хуже, чем она думала?

Штеффи запечатала конверт и с тяжестью на сердце бросила его в почтовый ящик по пути в школу.

Спустя две недели письмо вернулось.

– Что было на конверте? – спросила Юдит. – Была ли надпись по-немецки «Адресат переведен»?

– Нет, – ответила Штеффи. – Просто «Возврат».

– Вот что, – сказала Юдит. – Твою маму могли перевести в другой барак. Или на почте произошла какая-то ошибка. Наверняка в следующий раз письмо дойдет.

– «Переведен», – повторила Штеффи. – Мама переехала? Куда же она могла переехать?

– Не знаю, – сказала Юдит. Она поджала губы и не желала больше говорить на эту тему.

Девочки прогулялись вместе, был чудесный летний вечер. Липы вдоль аллеи усыпаны бледно-зелеными цветками, а соцветия каштанов напоминали белые свечи. Штеффи и Юдит спустились ко рву, окружавшему старую часть города, и сели на краю обрыва, свесив ноги.

– Ты забрала из мастерской свои туфли, – сказала Юдит, бросив взгляд на ноги Штеффи.

– Да.

– Я думала, ты врешь, – сказала Юдит. – Ты так странно выглядела, когда сказала, что туфли в ремонте. Какие они на самом деле, твои приемные родители?

Штеффи попыталась описать тетю Марту с дядей Эвертом как можно лучше. Юдит молча слушала.

– Странные эти шведы, – наконец сказала она. – Какие-то толстокожие. Ничего не чувствуют.

– Да нет, чувствуют, – сказала Штеффи. – Просто иначе показывают свои чувства.

– Вот закончится война, – сказала Юдит, – я поеду в Палестину. А ты?

– Домой, наверное, – сказала Штеффи.

– Домой, – повторила Юдит. – У нас больше нет дома. Они отняли наши дома. Отняли само право на жизнь.

– Но после войны, – сказала Штеффи, – немцы уйдут. Ты не думаешь, что все снова станет, как прежде?

– Никогда уже не станет. Никогда!

Штеффи задумалась. Наверное, Юдит права.

– Мы жили в Леопольдштадте, – сказала Юдит. – Я никогда не забуду, как немцы взорвали синагогу. Каменные блоки взлетели на воздух на несколько метров. Совсем как на войне.

Юдит откинулась на спину и легла на траву. Ее ноги висели над темной поверхностью воды. Она подложила ладони под голову и смотрела в небо.

– Я надеюсь, там ничего не осталось, – сказала она. – Ни единого дома, ни церкви, ни улицы. Надеюсь, бомбы все уничтожили. Всю Вену. Чтобы никто никогда там больше не смог жить.

Штеффи посмотрела на красивое лицо Юдит, обрамленное завитками волос. Голубые глаза пылали ненавистью.

Штеффи представила, как Вену сровняли с землей. Ее школа в руинах, дом, где жила ее семья, раскрошен взрывами бомб. Витрины магазинов на прежде красивых улицах зияют черными дырами, трамвайные пути разворочены. Колесо обозрения в парке Пратен возвышается искореженным скелетом.

– Нет, – сказала она. – Я не могу надеяться на такое.

Штеффи увидела, что Юдит плачет.

Слова Юдит не выходили у нее из головы.

«У нас больше нет дома».

До сих пор Штеффи всегда представляла себе, что после окончания войны все станет как прежде. Они возвратятся в свою просторную квартиру неподалеку от парка и всей семьей заживут там снова.

Но в их квартире живут чужие люди, не евреи, поэтому у них есть право на нормальную жизнь. Если дом не разбомбили, как хотела Юдит.

Будет ли у нее снова семья? Можно ли встретиться через четыре, пять или шесть лет и жить, словно ничего не случилось? Если война продлится еще пару лет, она повзрослеет. Малышка Нелли станет упрямым подростком, будет чувствовать себя по-настоящему дома в Швеции, а не в Вене.

Мысль о сестре поразила ее. Раньше они были так близки. Теперь у каждой своя жизнь, словно они и не сестры.