– Скажи Мураду Гераю, что мои воины храбры, а успехи Османьского объясняются исключительно колдовством, – продолжил Азад Джимал.
– Я непременно передам ему это, о великий хан! – Исмаил-бей был так рад возможности покинуть татар, что пообещал бы Азаду Джималу и звезды с неба.
«Мунджа будет счастлива наконец-то оказаться подальше отсюда», – подумал он и снова поклонился хану:
– Позвольте мне удалиться и подготовиться к отъезду. Приказы великого султана следует выполнять без промедления.
Азад Джимал махнул рукой. Исмаил-бей воспринял этот жест как разрешение и покинул шатер. Оказавшись снаружи, он едва не закричал от ликования. Даже если вначале ему придется служить хану Мураду Гераю переводчиком, это все же было первым шагом к влиятельному положению, которого он так жаждал.
С этой мыслью Исмаил-бей вернулся к своей юрте. У входа он услышал хлопок, похожий на пощечину, и чье-то возбужденное дыхание. Войдя внутрь, Исмаил-бей увидел, что передняя часть юрты пуста, а занавеска, отделявшая ту половину, где спала его дочь, слегка отодвинута. Он сделал несколько шагов, и в поле его зрения появилась обнаженная Мунджа, ожесточенно сражавшаяся с Назимом. Бильге, тоже обнаженная, с трудом поднялась на ноги, схватила вазу и ударила ею слугу по голове. Выругавшись, тот отпустил Мунджу и нанес служанке жестокий удар.
Бильге, потеряв сознание, рухнула на землю. Исмаил-бей осмотрелся по сторонам и увидел на раскладном столике саблю и пистолет. Сначала он хотел схватить пистолет, но потом решил, что выстрел привлечет излишнее внимание, и взял саблю. Через несколько мгновений Исмаил-бей приблизился к занавеске. Тем временем Назим успел сломить сопротивление Мунджи и собирался в нее проникнуть. Но прежде, чем ему это удалось, холодная сталь вонзилась между его ребрами и, издав хриплый стон, слуга рухнул на девушку.
Мундже понадобилось какое-то время, чтобы понять, что она спасена. Но затем она увидела стоящего перед ней отца и испугалась еще больше.
– Что здесь произошло? Почему ты без одежды, дочь моя? Почему не закричала, когда Назим хотел тебя изнасиловать? – строгим голосом спросил Исмаил-бей, и Мунджа не посмела на него взглянуть.
– Он меня шантажировал, – тихо сказала девушка. – Грозился, что, если мы с Бильге перед ним не разденемся, он пойдет к хану и расскажет ему, что ночью я тайком приносила пленному поляку воду и еду. Внезапно Назим захотел большего, а мы с Бильге были слишком напуганы и не смогли закричать…
Голос Мунджи звучал так жалобно, что у Исмаил-бея не хватило духу ее отругать.
– У тебя доброе сердце, дочь моя, как и у твоей матери. Но впредь ты должна быть осторожна, иначе доброта тебя погубит.
Мунджа тщетно пыталась выбраться из-под мертвого слуги, и Исмаил-бей схватил тело Назима и оттащил его на свою половину юрты.
– Прикрой наготу, дочка, и позаботься о Бильге. Она по-настоящему предана тебе! – бросил отец через плечо.
Мунджа чувствовала себя разбитой. Кроме того, ее тело было испачкано кровью Назима, и девушка схватила тряпку, чтобы ее вытереть. Тем временем Бильге пришла в себя и растерянно огляделась.
– Госпожа, мне приснилось, что Назим хотел совершить над вами насилие! – Не успев договорить, служанка содрогнулась. – Это был не сон!
– Назим не успел причинить мне вред. Отец спас меня.
– Вы уже одеты? – раздался голос Исмаил-бея из-за занавески.
– Еще нет, подожди, пожалуйста! – Хоть Мунджа еще не пришла в себя после пережитого ужаса, она помогла плачущей Бильге надеть сорочку и платье, а затем набросила на себя плащ. – Мы готовы! – крикнула она.
Тем временем Исмаил-бей подтащил мертвого Назима ко входу в палатку и подозвал к себе татар:
– Унесите его и похороните где-нибудь в степи. Он меня разозлил!
Отступив назад, Исмаил-бей стал наблюдать за тем, как мужчины подхватили труп, положили его на лошадь и покинули лагерь. Он догадывался, что убийство слуги наверняка удивило татар. До сих пор они считали Исмаил-бея изнеженным турком, который моет руки в розовой воде и ест плов из серебряной тарелки. Но когда речь зашла о безопасности его ребенка, он оказался не менее решительным, чем любой из этих жестоких степных воинов.
С этой мыслью Исмаил-бей закрыл вход в юрту и вошел за занавеску. Мунджа и ее служанка сидели, обнявшись, на ковре и с тревогой смотрели на него. На их лицах застыл ужас – девушки все еще были потрясены нахальным поведением слуги и его смертью. Исмаил-бей понял, что не сможет упрекнуть дочь. Он опустился на колени рядом с Мунджей и Бильге и обнял их:
– Все позади. Вы в безопасности. Этот жалкий пес заплатит за свой поступок в Джаханнаме.
Мунджа вопросительно посмотрела на отца:
– Значит, Назим действительно мертв?
Исмаил-бей кивнул:
– И он заслужил такой конец! Поднять руку на дочь своего хозяина – это серьезное преступление. – Он посмотрел на Мунджу и заметил следы ударов, оставленные Назимом. – Завтра, когда мы отправимся в путь, прикрой свое лицо. Я не хочу, чтобы татары видели, что этот мерзавец с тобой сделал.
– Хорошо, отец, – ответила Мунджа и лишь затем поняла значение его слов. – Азад Джимал выступает в поход и мы должны следовать за ним?
Исмаил-бей покачал головой:
– Нет. Пройдет еще несколько дней, прежде чем воины Азада Джимала отправятся в путь.
– Но ты ведь сказал, что завтра мы покидаем лагерь.
– Так и есть, дочь моя. – Исмаил-бей нежно погладил ее по щеке, а затем покачал в объятиях, будто маленького ребенка.
– Я очень рада, – призналась Мунджа.
– Я тоже, особенно за тебя. В конце концов, ты все, что есть у меня на этом свете.
Мунджа почувствовала горе отца, вспомнившего о смерти любимой женщины, и попыталась его утешить:
– Скоро ты возьмешь себе новую жену, и она родит тебе детей, возможно, даже сына, о котором ты так мечтаешь.
– Даже если это произойдет, никто не займет твоего места в моем сердце, малышка. А теперь соберись с духом и упакуй вместе с Бильге все, что вы хотите взять с собой.
Исмаил-бей подумал, что это поможет Мундже и Бильге отвлечься от воспоминаний о недавно пережитом ужасе.
11
Хоть Йоханне и не нравился Османьский, она вынуждена была признать, что он умеет поддерживать дисциплину среди подчиненных и является лучшим командиром, чем Фадей. Мышковский лез из кожи вон, чтобы навести хоть какой-то порядок в крепости, но многие из друзей казака подчинялись только приказам Фадея и не желали слушать «приблудившегося шляхтича», как они называли Игнация.
Йоханна старалась избегать Фадея и бóльшую часть времени проводила на одной из четырех башен, болтая с Лешеком.
– Османьский слишком долго отсутствует. Некоторые собутыльники Фадея начинают поговаривать, что капитан вообще не вернется, – сказала девушка.