– Как ты думаешь, окажется ли Ринат более удачливым? – спросила Мунджа.
Исмаил-бей пожал плечами:
– Если на то будет воля Аллаха.
– А если нет?
– Ты задаешь странные вопросы, – сказал Исмаил-бей и погладил дочь по волосам. – Если нет, то печаль и гнев в этом лагере станут еще сильнее. А теперь ешь. Я сожалею, что нам приходится жить в этой жалкой юрте. Пусть Аллах накажет за это Кара-Мустафу!
Мунджа знала отца достаточно хорошо, чтобы понимать, когда его следовало оставить в покое; она взяла свою тарелку и вернулась за занавеску. Там Бильге готовила постель на ночь. Служанка была на год моложе своей госпожи и чуть ниже ее ростом, но сил ей хватало.
– Если бы мы были дома, вы могли бы принять сейчас ванну, госпожа, а потом уснуть на мягких подушках. Но здесь вместо постели у нас зловонные козьи шкуры, – вздохнула Бильге.
Мунджа кивнула, молча разглядывая плов с бараниной. Девушка ничего не имела против этого блюда, но татары ели плов с бараниной каждый день. Они привыкли к такому питанию, но Мундже не терпелось ощутить на языке другой вкус. Для этого должна осуществиться мечта ее отца о том, чтобы его отозвали обратно в Константинополь.
Внезапно Мунджа осознала, что размышляет как эгоистка. Она сетует на однообразную еду, в то время как в десяти шагах от нее лежит мужчина, осужденный на голодную смерть. При этой мысли на глаза девушки навернулись слезы и она оттолкнула тарелку.
– Мне это унести? – спросила Бильге.
Мунджа подняла руку, останавливая служанку:
– Нет, возможно, позже я еще немного поем.
Ей в голову пришла идея, и она посмотрела на большой кувшин, который Бильге каждый день должна была наполнять в роднике.
– У нас достаточно воды? Не хочу, чтобы случилось так, что отец захочет пить, а кувшин окажется пустым.
– Госпожа, где сегодня витают ваши мысли? Вы ведь сами видели, как я принесла воду!
Бильге удивилась: обычно Мунджа была более внимательной. Чтобы мухи не садились на еду, рабыня накрыла тарелку платком и приготовила все для вечернего туалета своей госпожи. Бильге также помогла ей вымыть спину, продолжая пристально следить за занавеской, которая отделяла часть палатки Мунджи от той, где спал Исмаил-бей. Несколько дней назад его слуга Назим пытался подсмотреть за Мунджей и ее служанкой во время омовения. К счастью, Бильге вовремя это заметила и прогнала нахального парня.
– Господину следовало бы кастрировать этого болвана, тогда он мог бы глазеть на нас, сколько захочет, – сердито прошипела служанка.
– Что случилось? – удивленно спросила Мунджа.
– Я вспомнила о Назиме и о том, как он пытался тайком наблюдать за вами во время купания. Лучше бы вместо него ваш отец взял с собой евнуха.
– Евнухи часто ленивы и недобросовестно выполняют порученную им работу, – напомнила Мунджа.
– Признаю, Назим проворен. Но есть поступки, которые он не имеет права совершать. Дома его за такое уже давно кастрировали бы!
Мунджа решила, что Бильге слишком сурова, но тоже рассердилась на молодого слугу. В Константинополе Назиму было бы запрещено входить в ее покои. Здесь же он в любую минуту мог приподнять занавеску и заглянуть внутрь.
– Я поговорю с ним, – пообещала Мунджа, чтобы успокоить Бильге, и стала готовиться ко сну.
Рабыня последовала ее примеру и легла. Вскоре Бильге задремала. С другой половины юрты доносился тихий храп Исмаил-бея. Но Мунджа не могла заснуть. Внезапно она усомнилась в правильности принятого решения. Освободить пленника было невозможно, ведь он ни за что не сможет проскользнуть мимо охранников, но даже если бы ему это удалось, татары быстро догнали бы его, ведь ему пришлось бы идти пешком. Лошадей слишком строго охраняли, чтобы можно было украсть одну из них.
– Прекрати думать об этой ерунде! – пробормотала Мунджа себе под нос и испугалась, услышав, как громко прозвучали ее слова.
Какое-то время она лежала неподвижно, не смея даже дышать, но в юрте было тихо. Когда девушка наконец уснула, ей приснилось, что это она пленница и на собственной шкуре испытывает мучения…
Внезапно Мунджа проснулась и села. Должно быть, было уже далеко за полночь, но вокруг все еще было темно. Девушка осторожно встала, накинула легкий шелковый плащ и пробралась к выходу. Лагерь был погружен в глубокий сон. Даже со стороны охранников, расположившихся у вала, не доносилось ни звука.
Мунджа растерянно отступила. Ее глаза уже привыкли к темноте, и она смогла различить силуэты отца и Назима, лежавших на козьих шкурах. На мгновение девушка снова засомневалась, но затем прокралась обратно в свою часть юрты и вынесла оттуда тарелку с едой. После этого Мунджа налила в чашку воды из кувшина и с припасами покинула юрту. Ей повезло, что хан Азад Джимал ненавидел собак и не терпел этих нечистых животных в своем лагере. Охранники же смотрели только вдаль, и она сумела избежать их взглядов.
«Но что, если пленник испугается и его крики разбудят людей?» – встревоженно спросила себя девушка. К ее радости, молодой поляк, похоже, спал. Мунджа опустилась на колени рядом с ним и закрыла его рот ладонью.
– Тихо, – прошептала Мунджа по-польски; она была рада, что мать научила ее языку своей родины. – Я принесла тебе воды и еды, но никто не должен этого заметить.
Ее слова разбудили измученного болью Карла. Он уставился на девушку, но с трудом видел ее. Наклонившись над юношей, Мунджа приподняла его голову и поднесла чашку к его губам. Карл почувствовал во рту прохладную, бодрящую жидкость.
Лежа ему трудно было глотать. При этом жажда Карла была настолько велика, что он мог бы выпить целую бочку. Он призвал на помощь всю свою волю и начал делать маленькие глотки. Затем Карл почувствовал, что ему в рот сунули шарик из риса и кусочков баранины. Юноша прожевал и проглотил его и сразу же почувствовал себя лучше.
– Спасибо! – сказал он сперва по-немецки, а затем повторил то же самое по-польски.
– Хочешь еще попить? – спросила Мунджа.
– Да.
Вода снова потекла ему в рот, и на этот раз Карл глотал ее без жадности.
– Как тебя зовут? – спросил он, когда девушка отняла чашку от его губ.
– Я не хочу называть свое имя, – испуганно прошептала Мунджа. – Если хан подвергнет тебя пыткам и ты скажешь ему, что это я дала тебе воду и еду, он жестоко накажет меня и моего отца.
– Можешь меня освободить? – спросил Карл.
– Боюсь, мне не удастся это сделать, – ответила Мунджа.
Она решила, что и так провела с пленником довольно много времени. Девушка забрала тарелку и чашку и прошмыгнула обратно к юрте. Прежде чем закрыть вход, Мунджа еще раз посмотрела на пленника. Пока этот юноша лежал здесь, связанный, она лишь отодвигала его смерть, давая ему воду и еду, и тем самым мучила его еще сильнее, чем хан. И все же Мунджа знала, что придет сюда и следующей ночью. «Возможно, – сказала она себе, – я смогу перерезать его путы». Даже если бы поляку не удалось убежать от татар, смерть в бою была для него в тысячу раз лучше, чем судьба, которую уготовил ему хан Азад Джимал.