Словно пытаясь кому-то что-то доказать, Йоханна наклонилась к ней, притянула к себе и прижалась губами к ее рту. «С таким же успехом я могла бы поцеловать подушку или кружок колбасы», – сказала себе Йоханна. Она отпустила девушку и поехала дальше.
Та протиснулась между Карлом и Игнацием, и последний со смехом поднял ее и посадил перед собой в седле. Этого дерзкая девица не ожидала. Она поцеловала Игнация, потом наклонилась к Карлу и коснулась губами и его, а затем соскользнула обратно на землю и со смехом побежала дальше.
На горизонте показался собор Святого Стефана. Перед ним собралась такая толпа, что Йоханна не знала, удастся ли им с друзьями пробраться к входу. Однако затем горожане расступились, давая дорогу польскому королю. Женщины и мужчины стояли на коленях с четками в руках и молились за здравие своего спасителя.
– Такой прием мне по душе! – воскликнул Адам.
Ян Третий спешился и вошел в собор. За королем последовали десятки армейских офицеров и дворян, во главе которых шагали оба гетмана. Станислав Сенявский взглянул на Османьского и его всадников. Польный гетман был недоволен тем, что ему так и не удалось подкупить Адама. Семья Сенявских боролась за власть и влияние в Польше, и слава героя вроде Османьского пришлась бы им как нельзя кстати.
В отличие от старших офицеров Адаму и его гусарам пришлось остановиться перед собором Святого Стефана и слушать мессу через открытые двери. Как только богослужение закончилось, венцы принесли вино, хлеб и колбасу и раздали все это полякам в знак благодарности. Присутствующим казалось, что это сон. Жители Вены, которые так боялись, что огромная армия турок сокрушит их оборону, едва могли поверить, что опасность миновала. Для поляков же этот день стал наградой за долгий поход и тяжелую битву, в которой они победили.
После молебна Йоханна, Карл и Адам прогулялись по городу вместе со своими соотечественниками. Магазины снова открылись, и их прилавки были завалены товарами. Часть из них в спешке привезли из турецкого лагеря вчера вечером или ночью.
Поскольку поляки захватили достаточное количество трофеев, они решили ничего не покупать и в конце концов вернулись в свою палатку. К их удивлению, Лешек, Тобиаш Смулковский и Войслав стояли у входа с заряженными пистолетами.
– Что произошло? – спросил Адам.
– Несколько парней не хотели признавать, что эта палатка наша, капитан, – сказал Лешек с усмешкой. – Поэтому нам пришлось прогнать их к черту. Кстати, это опять были австрийцы. Я почти уверен, что мы попали в одного из них. Я вспомнил бедного Бартоша и прицелился поточнее, да и Тобиаш тоже!
Это так не соотвествовало ликованию в городе, что Йоханна едва могла в это поверить. Она сердито прошипела:
– Почему австрийские солдаты относятся к нам так, будто мы здесь нежеланные гости?
– Чертово отребье! – мрачно вставил Тобиаш. – Нам следовало бы собрать вещи и уехать домой. Пусть тогда посмотрят, смогут ли они справиться с турками!
– Дельное предложение. Вот только король вряд ли к нему прислушается, – сказал Адам. – Собственно, уже на следующий день мы должны были бы помчаться вдогонку за турками. Но завтра приедет император, поэтому Ян Третий наверняка захочет остаться в Вене еще на день, чтобы поприветствовать Леопольда.
– Так и есть, – вмешался в разговор незнакомец, на котором была австрийская одежда с элементами турецкой. – Разрешите представиться, Ежи Францишек Кульчицкий. Родился в Польше, но уже несколько лет проживаю здесь, в Вене. Занимаюсь торговлей.
– Кульчицкий герой! – воскликнул мужчина, который как раз подошел к ним.
– Герой – это, конечно, слишком громко сказано, – кокетливо ответил Кульчицкий. – Как-то раз я прокрался через турецкий лагерь с посланием от господина Штаремберга к его светлости Карлу Лотарингскому и вернулся обратно в Вену, а затем поддерживал отсюда связь со своими знакомыми во враждебной армии. Поэтому я всегда был в курсе того, какое расстояние преодолела деблокирующая армия, и мог сообщить об этом господину Штарембергу.
Он продолжал бы рассказывать о своих приключениях, но его прервал господин, который вышел из палатки вместе с приятелями:
– Кольшицкий! Вы торгуете восточными товарами. Может, скажете нам, к чему вся эта шумиха?
Судя по его одежде, этот человек был одним из главных чиновников императорского двора. Его спутники тоже были не похожи на простых ремесленников.
– Что господа желают знать? – спросил Кульчицкий, переходя с польского на немецкий.
– Мы возглавляем комиссию по обеспечению военной добычей и хотели бы предотвратить дальнейшие хищения, – заявил австриец и злобно посмотрел на Адама и других поляков.
– Может, возьмем себе этот шатер? – спросил один из его спутников, собираясь войти в палатку, которую Йоханна реквизировала для себя и своих друзей.
Но прежде чем он успел протянуть руку и отбросить полог, Адам преградил ему путь.
– Я бы на твоем месте не входил сюда, – предупредил Османьский австрийца.
– Почему? – язвительно спросил тот, после того как Кульчицкий перевел для него слова поляка.
В этот момент Йоханна достала пистолет и взвела курок.
– Да потому, что мы застрелим любого, кто попытается это сделать! – сказала она по-немецки и повторила то же самое для остальных по-польски.
– Возможно, я выразился бы чуть повежливее, но сути это не меняет.
Адам был возмущен дерзкими манерами чиновника и тоже потянулся за пистолетом.
– Польское отродье! – выругался австриец, но отступил, когда Османьский навел на него пистолет.
Чиновник направился к палатке побольше. На ней уже отсутствовало несколько парусиновых полотнищ, и были видны сложенные в ряд мешки. Некоторые из них уже вскрыли мародеры, но они, очевидно, не знали, что делать с содержимым. Чиновник поднял один из мелких коричневых бобов, похожих на высушенную фасоль, прикусил его и тут же с отвращением выплюнул.
– Кольшицкий! Что это за мерзость? – спросил австриец.
Кульчицкий подошел к нему, держа в руке феску, которую носил вместо шляпы:
– Это верблюжий корм. Турки дают его своим животным, как здесь лошадям дают овес.
– Ну и что нам с этим делать? Наверное, нужно это сжечь, – сказал чиновник, скривившись.
Кульчицкий немного подумал и произнес, подняв руку:
– Ваше превосходительство, простите, но его превосходительство Штаремберг пообещал мне награду за оказанные услуги. Если не возражаете, я хотел бы оставить верблюжий корм у себя. Я уж найду, кому его продать! Вам даже не придется уносить отсюда эти мешки. Я сам обо всем позабочусь.
Придворные чиновники переглянулись. Добыча, которая все еще находилась в лагере, была огромной, и потребовалось бы несколько дней, чтобы занести все это в списки. Тем не менее они были не готовы сразу же отдать что-либо ценное простому торговцу вроде Кульчицкого, который к тому же был иностранцем. Наконец высокопоставленный чиновник снисходительно кивнул: