Если честно, в последние дни я его вообще не узнавала. Он улыбался чаще чем когда бы то ни было, а под его взглядом не хотелось спрятаться за шкаф. Вот и с девушками он беседовал очень мило, я бы сказала, чересчур. Когда одна из сотрудниц принесла ему огромное блюдо с выложенным цветком печеньем, посмотрел на нее так, что она покраснела.
Я же уткнулась в альбом с эскизами, после чего занялась тканями. То и дело мысленно отвлекаясь на воркование девушки про Ольвиж (она была уроженкой Вэлеи). За это время я выяснила, что в любом салоне Хлои Гренье обязательно присутствовала одна из ее учениц, а еще — что Эрик одной из этих учениц понравился.
Это было видно по кокетливым взглядам, которые она на него бросала, и которые провоцировали странное желание попросить кофе и себе, после чего опрокинуть ей на юбки. Странное чувство, которого я раньше не испытывала, поэтому и постаралась побыстрее определиться с выбором и, гордо вздернув нос, прошла в примерочную.
Вторая девушка оказалась родом из Лигенбурга и вела себя гораздо более скромно. Ну и вообще, больше внимания уделяла мне, но все равно я вертелась на подиуме, стараясь не думать про кокетку, которая строит Эрику глазки. Вертелась я, конечно, не так долго, но мне казалось, что прошла уже целая вечность.
Особенно учитывая то, что я стояла здесь в одних панталонах.
Как мне объяснили, в этой модели корсет вшивается в платье (чудеса, да и только), поэтому я то и дело пыталась прикрывать грудь руками. Непривычно было стоять под взглядом совершенно незнакомой девушки вот так.
— Ну, вот и все. Можете одеваться, — она ослепительно мне улыбнулась. — Давайте я вам помогу.
Она с присущим ей проворством облачила меня в мое платье, после чего подхватила свои записи, а заодно и все, с чем вокруг меня бегала, и выпорхнула из примерочной. Я подождала пару минут, рассматривая себя в зеркале и отмечая румянец на щеках, а потом неспешно вышла в зал.
Сцепив руки за спиной, Эрик стоял у оформленной цветами стойки. Облокотившись на которую, ольвижанка о чем-то воодушевленно ему рассказывала, но вынуждена была прерваться: заметив меня, он тут же повернулся и шагнул навстречу. Знаю, что это было невежливо, но мне понравилось. С ума сойти, мне понравилась бесцеремонность, которую я всегда считала верхом невоспитанности.
Хотя… какая разница!
Эрик помог мне надеть пальто, а я украдкой взглянула в сторону сотрудницы магазина: та делала вид, что занята чем-то своим. На стене за ее спиной застыл узнаваемый силуэт девушки в бальном платье (такой же был на вывеске салона Хлои Гренье снаружи). Рассеянно скользнула по обитом парчой креслу, тяжелому, с позолоченной спинкой и ножками, и столику в том же стиле. Вспомнила, как Эрик сидел в этом самом кресле, а она разливалась певчей птичкой, и снова вздернула нос.
Пусть это невежливо, не хочу на нее смотреть.
Не хочу — и все!
Вторая девушка тоже вышла нас проводить, вот ей я улыбнулась от души.
— Отличный выбор! — прощебетала ольвижанка, стоило Эрику подхватить пальто и поблагодарить за теплый прием. — У вашей спутницы чудесный вкус.
— У невесты, — заметила я.
Прежде, чем успела поймать сорвавшиеся с губ слова.
Щеки у меня вспыхнули еще до того, как мы вышли на мороз: прошлой ночью недолгое потепление вновь сменилось холодами. Видимо, зима решила основательно поморозить лигенбургцев до праздника. Эта мысль промелькнула в моей голове еще до того, как Эрик произнес:
— Поверить не могу, мисс Руа во всеуслышание заявила о том, что она — моя невеста. И не постеснялась же.
Я не ответила, и он распахнул передо мной дверцу.
— Куда только подевалась ваша природная скромность?
Глубоко вздохнула:
— Тебе обязательно надо мной издеваться?!
— Необязательно, — донеслось до меня сверху (я упорно избегала на него смотреть). — Просто ты такая милая, когда ревнуешь.
Что?!
Дверца захлопнулась раньше, чем я успела ответить. Впрочем, Эрик тут же обошел мобиль и сел рядом со мной. Заурчал мотор, проснувшаяся магия разогрела салон.
— Я не ревную, — сказала я, глядя на него.
— Ну конечно, — уголки его губ дрогнули.
— Не ревную! — повторила упрямо. — С чего мне тебя ревновать?
— Значит, не ревнуешь? — затянутые в перчатку пальцы скользнули по рулю, а потом легли на мой подбородок.
Кто бы мог подумать, что этот простой жест способен вызвать волну жара во всем теле. Теперь уже мое лицо горело совершенно от других мыслей, тем не менее я упрямо повторила:
— Не ревную!
— Поэтому и метишь территорию?
В светло-серых глазах сверкнули искорки смеха.
Я — делаю что, простите?!
— Я вам не собачка, месье Орман.
— Конечно же, нет. Ты просто ревнивая девчонка, — фыркнул он, отпуская мой подбородок и напоследок коснувшись пальцами щеки. — Ревнуй, Лотте. Мне нравится.
На такое заявление я даже не придумала ответ.
Мобиль сорвался с места, захрустела под колесами ледяная крошка.
Сначала я подумала, что не стану с ним разговаривать, но потом решила, что все-таки стану.
— Вы самый беспардонный тип, которого я знаю, месье Орман.
— Да, немного у тебя знакомств.
Я швырнула в него ридикюлем, который он перехватил на удивление легко (словно не на дорогу смотрел), и так же легко вернул мне на колени.
— Не смейте говорить со мной в таком тоне!
— Но тебе же нравится.
— Что именно?
— Когда я говорю с тобой в таком тоне.
— С чего это вы взяли?
— Возможно, с того, что ты согласилась выйти за меня замуж?
— Когда я соглашалась, вы были милым.
— Милый — это точно не про меня, Лотте.
— И это говорит тот, кто был весьма мил со своей соотечественницей?!
— А говоришь — не ревнуешь, — Эрик широко улыбнулся, а я плотно сжала губы. — Вот. Сейчас ты снова милая.
Вот теперь я решила, что точно не стану с ним говорить до самого дома, и действительно молчала. Поскольку извиняться за свою беспардонность он не собирался, уже поднимаясь по ступенькам я решила молчать и дальше.
Да!
Так и буду молчать, пока он не скажет, что…
— Мне не нужна другая, Шарлотта. Надеюсь, ты это понимаешь.
Он распахнул дверь и слегка подтолкнул меня в холл, оставляя свои слова морозу.
Навстречу нам вышел Тхай-Лао, и ответить снова не получилось, потому что сначала у нас приняли одежду, а потом иньфаец протянул запечатанный конверт.