Контур человека: мир под столом - читать онлайн книгу. Автор: Мария Аверина cтр.№ 63

Дрожащими руками я вынула куклу из коробки, и она медленно открыла свои совершенно синие глаза. Черный кожаный нос Кая аккуратно приблизился к нежному личику куклы, а затем жаркий язык умыл и ее.

– Что ты делаешь! – завопила Света. – Иди на место!

Кай не торопясь развернулся и с достоинством отправился в сторону своего матраса: породистый пес свято чтил свои привычки и отступать от них не собирался.

«Что ты хочешь мне сказать? – словно спрашивал меня застенчивый взгляд куклы. – Я готова тебя слушать».

Я не знала, что я хочу ей сказать, и просто застыла в немом восхищении.

– А Володя где? – вдруг спохватилась Бабушка. – Сегодня же суббота!

– А Володя… Володя у меня молодец! – горделиво выпалила Тетя. – Володя нашел себе страшно интересную работу! Он теперь возит кинозвезд! Вчера, например, поздно-поздно ночью он вез из «Останкино» Листьева! А позавчера после съемок к нему в машину посадили самого Хазанова!

Я, не отрываясь, смотрела в глаза кукле и вдруг поняла, что так боюсь ее помять или уронить, что мне немедленно надо ее куда-нибудь пристроить.

– Можно я поставлю куклу на подоконник?

– Поставь.

В квартире было еще пустовато – «стенка», диван да стол, и поэтому нам с куклой совершенно некуда было деться.

– Мама, он и мне подработку нашел. – Света кивнула в сторону заваленного бумагами стола. – Я теперь сценарии перепечатываю.

Кукла, становясь на подоконник, слегка пошатнулась, и ее мохнатые ресницы удивленно хлопнули.

– Нет, нет, нет, – шептала я ей, – я тебя не уроню. Ты просто постой, а я тебя рассмотрю.

И красавица, гордо выпрямив спину, царственно предоставила мне возможность ею полюбоваться.

А Света уселась рядом с Бабушкой на диван и наконец спросила:

– Мама! Ты так шумишь! С твоим приходом в квартиру вломился весь Курский вокзал! У тебя что-то случилось?

– Случилось, – твердо сказала Бабушка за моей спиной. – Света! Я знаю, что у вас сейчас сумасшедшие расходы. Но… мне нужны деньги. Сейчас. От тебя я поеду на вокзал.

– Кто-то умер? – тревожно спросила Тетя.

– Слава богу, пока нет. Но – может.

Из-под лиловой оборки платья куклы выглядывали кружева снежно-белых панталончиков. Не дыша, я вытащила из коробки казавшуюся мне страшно хрупкой соломенную шляпку и, чуть-чуть оттянув тончайшую белую резиночку, аккуратно надела ее на изящную горделивую кукольную головку.

– А куда ты собралась так спешно ехать?

– Во Владикавказ.

– О господи! Зачем? Так далеко. И там так неспокойно! – всплеснула руками Света.

– То-то и оно. Но мне очень надо. Ты помнишь Зинаиду Степановну?

Даже я помнила Зинаиду Степановну, хотя общаться с ней мне пришлось совсем недолго. Она жила в нашем подъезде на третьем этаже в махонькой комнатенке в коммунальной квартире. Много лет назад похоронив мужа – о ее вдовстве свидетельствовало широкое старинное, потускневшее золотое обручальное кольцо на левой руке, – эта миниатюрная чистенькая старушка коротала время с соседками возле нашего подъезда и очень дружила с Бабушкой, частенько помогая ей и со мной, и по хозяйству. Например, в те дни, когда шла сессия и Бабушка буквально зашивалась с зачетами, экзаменами, вечерниками и заочниками, добрейшая хлопотунья Зинаида Степановна забирала меня из сада, выводила Бима, кормила нас с ним ужином, укладывала спать и читала мне сказки. В горячую пору студенческо-педагогической лихорадки она могла и подмести квартиру, и сварить суп, так что, когда едва ворочающая языком Бабушка вваливалась домой, ей оставалось только помыть руки и сесть, подперев голову над дымящейся тарелкой ароматнейшего борща.

– Что вы не едите? – нервно, чуть помигивая ресницами, тревожно спрашивала обычно Зинаида Степановна. – Он вкусный, вкусный. Маша даже вторую тарелку попросила налить.

– Зинаида Степановна, миленькая, я просто так устала, что, кажется, ложку не подниму.

– А, ну тогда ничего, ничего. Тогда посидите, посидите. Чайку сразу налить или вам потом горяченького?

«Плата», которую «взимала» с Бабушки Зинаида Степановна за всю свою доброту, была поистине мизерна: она до самозабвения любила сериалы. Своего телевизора у Зинаиды Степановны то ли не было, то ли он сто лет как сломался. А может быть, она просто не могла переживать за своих любимых героев в одиночку?

Поэтому каждый раз вечером, вне зависимости от того, была ли Бабушка дома или нет, в замочной скважине входной двери тихонько скребся ключ. Зинаида Степановна семенящей походкой опасливо приближалась к телевизору, нажимала кнопку и, словно воробей на жердочке, скромно угнездившись на краешке стула, сложив свои неожиданно большие для такой маленькой женщины сработанные руки на животе, терпеливо ждала, когда же медленно нагревающийся и подсвечивающийся агрегат покажет ей, как в тридевятых царствах, под растрепанными теплыми ветрами пальмами, на берегах безбрежных синих океанов, в умопомрачительных костюмах и интерьерах страдают и мучаются ее любимые Изауры, Марианны, Розы, Марии и Кассандры. И подчас гораздо интереснее было наблюдать не за извращенными извивами сюжета, порожденного параноидальной фантазией его создателей, а за выражением милого, округлого, румяного личика Зинаиды Степановны, на котором отражались все мыслимые и немыслимые человеческие эмоции. В событиях, претендующих на то, чтобы считаться трагическими, ее и без того круглые глазки и вовсе превращались в букву «о», дыхание сбивалось, щеки заливала мертвенная бледность, все тело напрягалось, словно натянутая струна, руки нервно начинали крутить на пальце обручальное кольцо. Казалось, еще минута – и пора бежать капать ей пресловутые двадцать пять капель валокордина или корвалола, настолько близка была к обмороку эта милейшая женщина. Но когда все разрешалось и напряжение спадало, ее грушевидная фигурка словно обмякала, «матрешечное» личико загоралось алыми пятнами румянца, она, счастливо смеясь, оборачивалась то к Бабушке, то ко мне, не смея, однако, вслух выразить рвущуюся из нее радость.

Оставаясь с Бабушкой после «серии» попить чайку, она могла говорить только о том, что сейчас пережила, – невыраженные чувства рвались из нее бурным потоком, и отказать ей во внимании к ним было бы по меньшей мере бесчеловечно.

– Нет, ну вы подумайте, какие люди! – возмущалась она, тихонечко болтая ложечкой в чайной чашке. – Это же надо умудриться! Почему же все такие жестокие, ну как же это можно…

Героинь своих она любила страстно и самоотверженно, переживала за них, как за родных детей, и частенько, если серия оканчивалась чем-нибудь тревожным и неприятным, старательно носовым платочком с обвязанным кружевами краем утирала свои круглые, нервно и часто мигающие глазки.

– Зинаида Степановна! Ну что же вы так расстраиваетесь? – в таких случаях говорила Бабушка. – Но это же всего лишь кино! Да к тому же сериал. Здесь точно все хорошо закончится, можете не сомневаться. Иного жанр не позволит.