Ветренное счастье - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Дремова cтр.№ 53

— Какое ещё совместно нажитое имущество?! — Кропоткин даже задохнулся от негодования. — За все пятнадцать лет нашей совместной жизни ты не ударила пальцем о палец! Кроме того, чтобы навешивать на себя, словно на новогоднюю ёлку, золотые бирюльки да мазаться перед зеркалом, ты вообще ничего не делала. Какой раздел?! Ты не принесла в дом ни копейки, иждивенка!

— Ну, это ты, Кропоткин, поторопился. Какой же я иждивенец, если все пятнадцать лет я как примерная, законопослушная гражданка отработала на одном месте младшим научным сотрудником?

— Ха! Уж мы-то с тобой знаем, как ты работала, — пренебрежительно хохотнул Кропоткин. — Труженица ты моя! Эту сказку про белого бычка можешь рассказывать кому-нибудь ещё, только не мне. Да если бы я не подсуетился и не пристроил твою левую трудовую книжку в этот НИИ…

— А вот это уже лирика, — масляно улыбнулась Лидия. — Нет, если, конечно, хочешь, ты можешь рассказать о своем противозаконном деянии на суде, но только я в этом глубоко сомневаюсь. И потом, мне почему-то кажется, в НИИ поспешат подтвердить мою правоту, а не твою. По официальным бумагам, я — специалист с пятнадцатилетним стажем работы со всеми отсюда вытекающими правами честного советского труженика.

— Ишь ты, настрополилась-то как, от зубов отскакивает! — восхищённо протянул Игорь, и в его глазах появился недобрый блеск. — Посмотрю я на тебя, честный труженик, когда ты с ребёнком на руках окажешься в медвежьем углу и без копейки.

— Да, что касается медвежьего угла… — подняв вверх вытянутый палец, Лидия сделала выразительную паузу. — Нашу квартиру на Бережковской при желании и наличии времени можно разменять на приличную двушечку и средней руки однушечку в каком-нибудь спальном районе Москвы. Но если проводить эту операцию в срочном порядке, то перспектива у нас приблизительно такая: средней руки двушечка и маленькая клетушка в коммуналке. А поскольку мы со Славиком о-о-очень торопимся стать независимыми…

— Вот и отправляйся со своим щенком в коммуналку, откуда пришла, туда тебе и дорога, — язвительно перебил Игорь.

— А поскольку мы очень торопимся, — будто не слыша выпада Кропоткина, продолжала Лидия, — ждать у моря погоды мы не станем и согласимся на первый попавшийся вариант. Учитывая, что советское гуманное законодательство всегда стоит на страже интересов матери и ребёнка, двухкомнатная квартирка, — Лидия пожала плечами, будто извиняясь за причиняемые неудобства, — отойдет нам, а в медвежий угол придётся переселяться ответственному квартиросъёмщику со всеми его правами и обязанностями.

— Ты сама-то веришь в то, что несёшь? — Кропоткин нарочито громко рассмеялся. — Неужели ты всерьёз думаешь, что я позволю тебе оттяпать большую часть моей жилплощади?

— В данном случае неважно, что думаю я, а важно то, что по этому вопросу думает судья, — негромко произнесла Лидия и совершенно явственно увидела, как передёрнулось лицо бывшего мужа. — Теперь что касается алиментов.

— Я же сказал, что не стану платить тебе ни гроша! — взвился Кропоткин. — Мало ты попила моей крови, ты ещё и после развода решила жать из меня соки? Не выйдет!

— Выйдет, — уверенно проговорила Лидия, — ещё как выйдет! Через несколько недель в твой ненаглядный райком придёт во-о-от такая телега, — она расставила руки в стороны, с удовольствием демонстрируя длину исполнительного листа, — и вся твоя контора узнает, что за тобой тянется хвост алиментщика, а вот тогда уж твоя блестящая партийная карьера, твой образчик кристальной чистоты для простых смертных точно ахнется в тартарары. Не знаю, какая там у тебя официальная зарплата, но, какая бы она ни была, двадцать пять процентов из неё полагается Славику.

— А больше этому огрызку ничего не полагается?! — не выдержав, чуть ли не на всю улицу рявкнул разобиженный папаша. — Значит, давайте загоним Кропоткина в собачью конуру, покоцаем всё его имущество на мелкие кусочки, а вдогонку отправим исполнительную телегу! Вот ведь точно, в тихом омуте черти водятся! Не думал я, что ты окажешься такой оборотистой и пронырливой.

— А ты вообще никогда ни о ком, кроме себя, не думал, жил в своё удовольствие, а нас со Славкой и за людей-то не считал, так, мешки с трухой: захотел — передвинул, надоели — убрал. Ну, ничего, отольются ещё кошке мышкины слёзы. Бог видит — не обидит, ты ещё вспомнишь меня не раз.

— Лидка, стерва, не зли меня! — Кропоткин сжал кулаки, и его лицо снова пошло пятнами. — Забери своё дурацкое заявление, слышишь? Иначе я за себя не отвечаю!

— Страшно, аж жуть! — Лидия сложила руки на груди и безо всякого внутреннего трепета и волнения посмотрела в малиновое лицо своего бывшего. — Да на что ты теперь годишься? Чирей на попе, тебя даже шишкой на ровном месте, и то язык назвать не повернётся!

— Лидка, дрянь ты эдакая! Забери своё дурацкое заявление, последний раз тебя прошу! Забери, пока не стало поздно! — бессильно скрипнув зубами, Кропоткин сжал кулаки, и вдруг его губы болезненно изогнулись. — Лидка, ну не будь ты последней сволочью, не топи меня окончательно! Ну зачем нам с тобой эти делёжки? Давай договоримся по-хорошему, а?

— Нам с тобой больше говорить не о чем, — сделав шаг в сторону, Лидия хотела обойти Игоря стороной.

— Лидка, стой! Стой, паршивка! — рванувшись к ней, Кропоткин ухватил Лиду за плечи и устремил на неё ненавидящий взгляд. — Или ты сделаешь так, как я сказал, или будешь жалеть о сегодняшнем дне всю свою оставшуюся жизнь!

— Будем считать, что я уже начала, — резким движением скинув руки Игоря, Лидия горько усмехнулась. — Ты знаешь, Кропоткин, а ведь когда-то я тебя любила, а сейчас ты недостоин даже того, чтобы я тебя ненавидела.

Посмотрев на бывшего мужа долгим взглядом, она беззлобно усмехнулась и неторопливо зашагала прочь, а он, с обидой глядя ей вслед, остался стоять на месте, так и не поняв, почему в глазах Лидии появилась жалость.

* * *

Щедро расплёскивая жидкое золото, запоздалое бабье лето целыми днями разукрашивало верхушки ясеней и клёнов, а по вечерам стылый октябрьский воздух заворачивал жёлтые лоскутки листьев в ломкие шуршащие трубочки и, вызванивая извечную мелодию угасания, бросал их под ноги людям. Целыми днями глубокая ровная синь осеннего неба висела над Москвой отутюженной нетронутой холстиной, а по ночам, испугавшись прозрачной гулкой стыни, звёзды забирались в тёплый пух облаков, и над домами разливалась пугающая чернильная пустота…

Подняв воротник плаща, Кирилл неторопливо шагал по набережной и, глядя на мутную рябь реки, с удовольствием вдыхал горьковатый воздух, пропитанный дымом сожжённой осенней листвы. Над водой, расчерчивая небо сиреневыми и малиновыми полосами, плыли отблески слабого предзакатного солнца; где-то вдалеке, разрывая на части серебристый студень московских сумерек, билась сирена «скорой», а под крышами, в ветвях старых тополей, хрипло перекатывая по горлу сухие грохочущие горошины, ругались между собой обиженные вороны.

Дорога от метро до подъезда занимала у Кирилла немного — минут десять, не больше, — но в это короткое время, когда он был предоставлен только самому себе, он мог на несколько мгновений забыть о том, что он сотрудник важной государственной организации, муж, отец, и снова стать просто Кирюшкой, взрослым мальчиком с детской душой. Подбрасывая ногой шуршащие фантики осенних листьев, Кирилл шагал по тротуару, мечтая о чём-то далёком и несбыточно-приятном, и в его груди разливалась сладкая усталость ещё одного прожитого дня.