Останавливаюсь на первой же поляне и принюхиваюсь. В такой непогоде я даже не надеюсь найти следов или указателей: все, что меня ведет, — чувство Нанны, ее метка, которая беснуется и рвется, отдается болью в каждой клетке моего тела, вопит от ужаса.
Внутри все сжимается от ярости и отчаяния, от осознания, что я мог бы сделать больше, чем сделал; от страха, что могу не успеть, что ворвусь в замок Альгира, а там — все в ее крови и безжизненные, остекленевшие глаза любимой смотрят на меня с укором и осуждением.
В нос бьет странный сладковато-горький запах, и ему совершенно не место в заснеженном лесу; но он есть, он накатывает удушливыми волнами, путает мысли и чувства, а что самое страшное — подавляет связь метки, мешает мне добраться до цели.
Из-под снега вылетает чернота и падает под лапы, вынуждая резко отскочить вбок, но враг не отступает, цепляется за шерсть, вырывая ее целыми клочьями и заставляя вертеться на месте, в попытке сбросить с себя цепкую уродливую тварь.
Тут и там на белоснежной поверхности расцветают новые и новые смоляные пятна, и приходится бросаться из стороны в сторону, чтобы избежать очередной ловушки.
Будто все силы Альгира брошены только на то, чтобы остановить незваного гостя.
Вывалившись на круглую, заметенную снегом поляну, я вскидываю голову, но не вижу ничего, кроме затянутого чернильно-багровыми тучами неба и белоснежных лент вьюги, завывающей как самый настоящий дикий зверь.
Странный треск справа привлекает мое внимание, и только реакция спасает мне жизнь. Буквально нырнув в рыхлую крупу, я избегаю размашистого удара, способного перебить пополам ствол средней ели. Черная плеть проносится над головой, врезается в ближайшее дерево, срезая его, как охотничий нож срезает тоненький прутик.
Я не вижу источника этой темноты, она тянется отовсюду, закрывает собой все выходы, все просветы между деревьями, но я не могу тратить время на возню с врагами. Нанна ждет меня!
Рвусь вперед на пределе сил, до треска жил и боли в лапах, вспарываю снег когтями и ныряю снова, под черную плеть, отрезавшую часть пушистых еловых веток прямо у моей головы. Прорываюсь между толстыми стволами, и проход за мной сразу же затягивается липкой гадостью.
Вперед-вперед, только не останавливаться!
Легкие обжигает холодом, воздух врывается внутрь со свистом, перед глазами пляшут огненные всполохи, закручиваются радужные спирали, а внутренности обдает кипятком, когда я чувствую, будто холодная сталь входит в тело.
“Нанна…” — хриплю я и через несколько минут вываливаюсь к мосту. Из-за вьюги я не вижу Волчий Клык — только размытую темень и снег, да черные вспышки вдалеке, там, где стоит замок Альгира.
Лед скрипит и трещит под лапами, а подо мной раскрывает беззубую пасть бездонный пролом, уходящий, как мне кажется, в самую Бездну, где мучаются души тех, кому Галакто отказывает в перерождении. Ветер бьет в бок ледяным молотом, но я не смею отступать, зубами вгрызаюсь в перила, только бы удержаться на скользкой поверхности.
Толкнувшись вперед, я врезаюсь в сугроб на противоположной стороне и, едва поднявшись, упираюсь взглядом в размытую черную стену там, где должен быть замок.
Будь я проклят…
Темнота окружает Клык плотным коконом, перекатывается, точно волны под порывами ветра; и стоит только коснуться поверхности, как я чувствую — что-то пробирается под шерсть, жжет кожу и вгрызается в плоть, будто рой злобных насекомых. Тряхнув головой, я осматриваюсь, но в странном барьере нет ни одного просвета.
Расхаживая перед защитной стеной, я призываю весь магический резерв, что во мне есть. Я не позволю какой-то темной магии остановить меня! Пурга скручивается вокруг моего тела, обвивает лапы колкими лентами, холод натужно подчиняется, уплотняется над моей головой, превращаясь в тонкие ледяные клинки, — отвечает на мой зов, с трудом, но слушается.
Вперед!
Лед врезается в черноту, сталкивается с барьером — и по темной, смоляной поверхности бегут тонкие паутинки трещин, разлетаются, как леденцы, не выдержав удара.
Рвано выдыхаю и зову холод снова и снова, осыпая барьер ударами, а из глотки рвется хриплый яростный вой, от которого само небо должно рухнуть на острые шпили Волчьего Клыка.
Темнота поддается, прогибается и расходится в стороны; чернота, как кровь, растекается по земле, пачкая белизну, оставляя в снегу самые настоящие подпалины и проплешины, оплавляя кристаллы льда, превращая мороз в топкую, вязкую грязь.
Прыгаю — только бы успеть ввалится через прореху — и, царапая когтями камень перед главным входом, валюсь на бок, не в силах устоять на лапах. Земля просто уходит из-под ног, а внутренности скручивает удушливой тошнотой. Слабость накатывает так остервенело и дико, что нет возможности сделать вдох.
“Давай же! — я выплевываю горькую слюну вместе с тихим яростным рычанием и перекидываюсь в привычный человеческий облик. Боль в мышцах такой силы, что хочется только скулить и проклинать небеса, но нет времени на жалость к себе. — Ты должен идти!”
Сжимая в руке оружие, я бреду к главному входу и толкаю массивные створки, которые, к моему удивлению, легко поддаются. Внутри темно и тихо, только свечи на стенах разгоняют густой мрак.
Жадно втягиваю воздух, чтобы уловить знакомый, родной аромат Нанны. Нос щекочет слабая сладость, и я едва не вою от облегчения, потому что знаю — любимая еще жива! Блеклые терпкие нотки ведут вперед, мимо широкой лестницы, к коридору, уходящему куда-то вниз, в полную теней неизвестность.
Спускаюсь осторожно, едва давлю в себе желание безрассудно броситься вперед, но понимаю, что если попаду в ловушку или засаду, то помочь Нанне уже никто не сможет.
Один шаг, второй, третий. Постукивание подошв сапогов по старому камню отдается в голове тупой болью, а вскоре я натыкаюсь на дверь.
Разумеется, запертую.
Дерево выглядит прочным и древним, нет ни одной замочной скважины или даже ручки, которая может ее открыть.
— Отойди в сторону, волк. — Резко оборачиваюсь и поднимаю оружие. Острие упирается в грудь высокого мужчины, но он не отшатывается и, кажется, вообще не замечает, что клинок надрезал накрахмаленную рубашку и чиркнул по коже. В зеленых глазах, где нет ни единого намека на жизнь, ни единой искры, плещется темная болотная муть полной обреченности. — Отойди. Пока Альгир занят, я могу действовать сам.
Я недоверчиво рассматриваю незнакомца, но не вижу угрозы — только бесконечную усталость и желание сбросить с плеч груз, о котором я совершенно ничего не знаю.
Посторонившись, я позволяя мужчине подойти и коснуться рукой двери, размазывая по темной поверхности густую кровь и оранжевые всполохи.
Огнекровынй маг? На побегушках у Альгира?
Опасный и непредсказуемый противник!
Впрочем, мужчина совершенно не заинтересован во мне, даже не обращает внимание на то, что я делаю. Кажется, что его вообще ничего больше не волнует; только рука иногда тянется к горлу, будто незнакомец задыхается и пытается удержаться на ногах из последних сил.