На полочку рядом он кладет брусок цветочного мыла и жестом указывает на табуретку, куда я могу сложить вещи.
— Я отвернусь, — говорит мужчина. — Подглядывать не буду, честное слово управляющего.
Он пытается шутить, отчего мне даже на секунду становится легче, и отходит в противоположный угол комнаты, чтобы расположиться в кресле у окна.
От воды вверх поднимается пар, а камни медленно растворяются, оставив после себя только крохотные искорки на самом дне. Быстро скинув платье, я залезаю в ванну и пытаюсь представить, что я дома и ничего плохого не случится.
Опускаюсь под воду с головой, чтобы выгнать все мысли, сжаться в комочек и дождаться, когда легкие вспыхнут колкой болью от нехватки воздуха.
Стоит только снова показаться над водой, как в комнате загорается слабый свет. У кровати Имран оставляет крохотную сферу-лампу, чтобы окончательно не утопить помещение во мраке.
— Что я могу сделать, чтобы спасти родителей?
— Я не уверен, что это возможно.
Ответ Имрана бьет меня по самому больному, а непрошенные горькие слезы наворачиваются на глаза и медленно стекают вниз, скапливаясь на подбородке.
— Должен же быть хоть какой-то выход…
Мужчина тяжело вздыхает.
— Все очень сложно, Нанна. Этот дурманный сон завязан на крови господина, на его жизненной силе. Только он сам может пробудить их, вот только…
— Он не захочет! — из моего рта вылетают не слова даже, а самое настоящее рычание, будто под кожей возится и поднимает голову дикий, изголодавшийся зверь. — Постой. Если этот сон связан с его жизненной силой, то если Альгира убить…
— Возможно, тогда твои родители никогда не очнутся.
Нет спасения. Всего два слова, а сколько в них тяжелой тоски и бесконечного горя. Я еще верю, верю, что все может наладиться, но с каждой проходящей секундой шансов все меньше. Даже если каким-то чудом удастся разбудить матушку и отца, сбежать — то что дальше? Вечное скитание по островам? Прятки? Бегство от могущественного врага, которому нет и не будет конца? Этот враг способен натравить на одну несчастную семью все свои темные силы, всех капитанов-регентов.
Весь мир.
Но как я могу принять подобное решение?
Это нечестно! Я не хочу…
— Он убьет меня, да?
Зачем я спрашиваю? Знаю же, что убьет.
— И твоего суженого тоже. — Я могу не смотреть на Имрана, чтобы знать — мужчина хмурится, а на лбу появляется упрямая складка. — Это его одержимость, его больная фантазия.
— Почему он убил всех этих женщин? — я беру с полочки брусок мыла и тщательно натираю кожу. Приятный запах ромашки щекочет ноздри.
— Он так кормится, — без запинки отвечает Имран. — У каждого капитана-регента своя пища, и для Альгира нет ничего слаще, чем страх его жертвы, — низкий, полный горечи голос управляющего на мгновение затихает, а потом вновь бежит по коже холодными мурашками: — Когда он вскрывал своих жертв — они все еще были живы.
— Ты ведь тоже умрешь, если Альгир…
Тихий смешок Имрана кажется мне самым мрачным из всего, что я услышала. Это смех человека, который не просто живет с чувством обреченности, это смех того, кто смирился со своей судьбой. Горький, как полынный отвар, беспощадный, безнадежный.
— Я уже мертв, милая. Я умер в тот день, когда моей дочери не стало.
— Альгир…
— Нет, господин не имеет к этому отношения, — еще один тяжелый вздох — и скрип. Имран поднимается и подходит ближе к окну, кладет широкую ладонь на исписанную морозными узорами стекло. — Время, милая, время убивает людей. Мы не в силах противостоять этому врагу. Он невидим и отнимает у нас всегда самое дорогое, — Имран ведет рукой вниз, оставляя на стекле влажный след. — Я живу слишком долго, я связан с господином слишком глубокими узами и не могу изменить это. И ты… ты так сильно на нее похожа, что я не мог допустить…
Он поворачивается, подхватывает широкий отрез грубой ткани и разворачивает его передо мной.
— Я найду выход, Имран, — я смотрю на него и хочу, чтобы в моем голосе звучала вся возможная уверенность, даже если я ее совсем не чувствую. — Вот посмотришь.
Мужчина слабо улыбается, оборачивает меня в ткань и отходит назад, позволяя мне самой высушить тело и волосы.
— Очень на это надеюсь, Нанна.
***
Имран помогает мне облачиться в специально подготовленное платье — воздушное, белоснежное, слишком откровенное и открытое, вызывающее у меня только раздражение и страх. Мягкое кружево обнимает плечи, уходит вниз острым клином, едва-едва прикрывая грудь. Юбка такая легкая, почти невесомая, что не скрывает тело.
Мужчина мягко водит жесткой щеткой по моим волосам, хоть от густой косы и остались одни только воспоминания. Имран будто пытается успокоить меня, пусть даже таким странным способом: как может мать успокаивать ребенка, расчесывая ему волосы перед сном.
Матушка…
Что мне делать? Как поступить?
Слишком тяжело, я совершенно растеряна и разбита, не знаю, что предпринять и как все исправить. Куда бы я не ткнулась — везде тупики и нет никакого выхода.
Если даже я отдам свою жизнь Альгиру, он никогда не отпустит моих родителей. Если волк успеет и найдет меня, если доберется и Альгир падет — это убьет мою семью. Нет ни одного плана, где я смогу спасти всех.
Я хочу спасти всех…
— Ты должна держаться, Нанна.
Имран аккуратно застегивает все пуговки у меня на спине и сжимает мои плечи всего на несколько мгновений, будто хочет поделиться силой.
— У меня есть для тебя подарок.
Мужчина достает из кармашка на груди тонкую длинную цепочку и раскрывает ее перед моими глазами, чтобы я рассмотрела украшение со всех сторон. Аккуратный камень в форме полумесяца — совершенно гладкий, отполированный, похожий на кусочек льда, обточенный волнами северного моря. Внутри полумесяца плещется алый закат и морская лазурь, переполненная звездами и всполохами.
— Это медальон моей дочери. Ее талисман удачи, — Имран быстро и аккуратно защелкивает замочек цепочки на моей шее, и я чувствую, как поверхность украшения холодит кожу. — Она отдала его мне, когда… ушла в чертоги Галакто. Чтобы я помнил о ней, хотя даже проживи я тысячу лет — не забыл бы никогда.
Он отходит назад, окидывает меня быстрым взглядом, будто хочет запомнить каждую деталь и, коротко поклонившись, открывает дверь.
— Прости, что я не могу помочь тебе снова. Теперь Альгир знает каждый мой шаг, нам не сбежать.
Я сжимаю его руку, пытаюсь передать хотя бы каплю своего тепла.
— Я бы не смогла. Моя семья здесь.
Имран кивает.
— Ты готова?