Ивушка неплакучая - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Алексеев cтр.№ 112

— Слезай, парень. Приехали.

Павлик слез и покорно побрел к мотоциклу.

Ему указали на люльку:

— Садись.

Павлик исполнил и эту команду.

Через две-три минуты мотоцикл вновь превратился в точку, только уж не приближающуюся, а убегающую под гору.

Феня добрый час просидела в приемной районного прокурора, того самого, который в сорок втором году намеревался строго покарать ее, бригадиршу, за потопленный у Панциревского моста трактор. Его помощница дважды сообщила ему, что пришла Угрюмова и просит свидания с ним. Тот, держа правою рукой телефонную трубку у своего уха, а левою недовольно отмахиваясь от помощницы, сердитыми глазами отчитывал ее: «Не видишь разве, что занят?»

Он и вправду был занят, иначе бы не вопрошал в трубку:

— Где? В Безобразовке? И в Новых Выселках тоже? Хорошо, сейчас вышлю следователя… А Вехремеев на месте? Какого же дьявола он цацкается с ним там? Тащил бы сюда! Тут бы и разобрались! Ах пьян! Ну, ну. Сказал, высылаю. До свиданья! — повесил трубку, поднял голову, увидел у двери Феню, которая не вытерпела и вошла без спросу. — Ах, это вы, Федосья Леонтьевна?.. Да, да, все знаю… Проходите, садитесь вот тут. Что натворил, а? Да садитесь же, пожалуйста! — Прокурор вышел из-за стола, пододвинул Фене стул.

Феня не села — сказала быстро и просяще:

— Не заводите дела-то на него. Не позорьте. Вгорячах он. Сестра ведь я Павлику. Вот и вступился. Любой бы на его месте. Да и дело-то вроде семейное…

— То есть?

— Сказала же — вроде…

— А-а, ну да, конечно! — Прокурор кивнул головой, будто бы хорошо понял ее и вполне согласен с нею, но все-таки спросил: — Он кем же вам доводится?

— О ком вы? — Феня насторожилась.

— Ну, жених тот, Авдей. Так, кажется, его зовут?

Вместо ответа Феня спросила уже сама:

— Он, что ли, бумагу-то настрочил?

— Нет. Не он.

Феня не могла удержать облегченного вздоха.

Прокурор, не спуская с нее глаз, продолжал:

— Бумагу написал председатель колхоза.

— Кто?! — В глазах Фени ужас, недоумение, возмущение — все смешалось и отразилось в них в один миг. — Не может того быть!

— Очень даже может быть, Федосья Леонтьевна. Бумагу написал ваш отец. По нашему требованию, разумеется. — Помолчав, прокурор пояснил: — Он обязан был это сделать.

— Да, конечно… — Феня оглушена, эти слова она сказала машинально, не зная, что говорит.

Прокурор — торопливо:

— Не волнуйтесь, Федосья Леонтьевна. Жених заявления не писал, я повторяю вам это. Да и отделался он, ваш Авдей…

— Никакой он не мой! — быстро и зло перебила его Феня.

— Я в ином смысле… ну, ваш то есть односельчанин… И отделался, говорю, он легким испугом. Ну, подпортили чуток их свадебное торжество, но не расстроило же вовсе. Говорят, такую кралю подцепил… Вы куда же, Федосья Леонтьевна?

Феня остановилась у самой двери, оттуда сказала:

— Вас, товарищ прокурор, вижу, крали интересуют, а не моя нужда. До свиданья!

— Нет уж, Федосья Леонтьевна, постойте! — Прокурор успел ухватить ее за рукав и вернуть на прежнее место. Присев рядом, заговорил строго, но отечески сочувственно: — Вот теперь давайте поговорим о вашей беде. И, пожалуйста, не егозите, не глядите на меня так… Еще раз говорю: объяснение написал ваш отец по нашему требованию. Но не в этой бумаге дело. Есть еще одна, вот эта, — прокурор подошел к своему письменному столу, извлек из красной папки какие-то листочки и положил, вернувшись к Фене, перед нею: — Полюбуйтесь. Ежели поверить этому сочинению, то ваш брат — не человек, а прямо-таки разбойник с большой дороги, головорез, изверг рода человеческого…

Бегло взглянув на бумажки, заполненные кривыми каракулями, Феня без всякого труда поняла, чья это работа.

— Пишка постарался.

— Это по-вашему Пишка, а для нас он Епифан Матвеевич Курдюков, гражданин села Завидова. И этот вышеозначенный Курдюков сообщает нам по всей форме… впрочем, о форме говорить не будем: форма, прямо скажем, самая несимпатичная… Так вот: Курдюков Епифан Матвеевич, по-вашему — Пишка, сообщает в этой бумаге о чрезвычайном происшествии, на которое мы обязаны были немедленно отреагировать…

— И вы заарестовали несовершеннолетнего парнишку, стащили прямо с трактора — и сюда?

— Да вы не нервничайте, товарищ Угрюмова. Должны же мы были разобраться. Ведь он, этот Курдюков, такое тут накатал! Да вы прочтите! Впрочем, дайте-ка я сам, вы в его почерке глаза изуродуете, я вчера более часа просидел над этой персидской грамотой, едва расшифровал. Послушайте же! — Прокурор начал читать. Сперва огласил заголовок, выведенный Пишкою преогромными буквами. Должно быть, он немало попотел, прежде чем у него получилось:

«О СОБЫТИЕ КАКОЕ ИМЕЛО МЕСТО НА МЕСТЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПРОИСШЕСТВИЯ В СЕЛЕ ЗАВИДОВОМ ВО ВРЕМЯ СВАДЕБНОГО ПОЕЗДА У ПРАВИКОВА ПРУДА ДВАДЦАТОГО СЕНТЯБРЮ В ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СОРОК СЕДЬМОГО ГОДА ЗАЯВЛЕНИЕ РАЙПРОКУРОРУ ОТ ГРАЖДАНИНА КУРДЮКОВА ЕПИФАНА МАТВЕЕВИЧА».

— Как видите, Федосья Леонтьевна, уже в заголовке все обозначено: место и время действия. Абсолютно все. Теперь полюбуйтесь на существо дела, так, как оно изложено автором пространного послания. Читаю…

Слушая, Феня сперва возмущалась, в наиболее вероломных местах, там, где Пишкина фантазия, подгоняемая ненавистью к Павлику, хлестала через край, даже вскакивала со стула, вскрикивала возмущенно, всплескивала руками в изумлении, не понимая, как можно было нагородить такое, а потом успокоилась, потому что написавшему все это нужно было бы обратиться к законченным идиотам, чтобы они, по глубокой дурости своей, поверили ему. Все чаще она прыскала в уголок платка, плечи ее особенно сильно затряслись от смеха, когда прокурор дошел до места, где Пишка живописал историю с потерей своего искусственного глаза.

Прокурор, однако, не разделял ее веселости:

— Я тоже, когда читал эту поэму в первый раз, смеялся не меньше вашего, Федосья Леонтьевна, но веселого-то тут, прямо скажу, мало. Во всяком случае, для вашего братца…

— Павлику едва исполнилось шестнадцать, — вытирая увлажнившиеся от смеха глаза и бледнея, на всякий случай напомнила Феня.

Прокурор пропустил ее слова мимо ушей, продолжал, железною логикою своей обнажая один лишь голый факт, который постепенно вылущивался из диких зарослей Пишкиных строк.

— История с глазом показалась вам наиболее смешной. Не правда ли? Мне тоже. Но извлечем из нее зерно, Федосья Леонтьевна, — прокурор поднялся и стал прохаживаться по кабинету, роняя слова, как метроном, в равные промежутки времени. — Извлечем из нее самую суть. Инвалид Отечественной войны с величайшим трудом изготовил глазной протез. На него налетает хулиган — в данном случае не столь уж важно, совершеннолетний он или нет, — нападает хулиган и лишает инвалида искусственного глаза. Ну, каково? Дельце-то, Федосья Леонтьевна, некрасивое, не так ли? — Прокурор остановился даже, заглянул через Фенино плечо в ее глаза, как бы желая удостовериться в том, что и она уж хорошо видела, что он, прокурор, прав, что дельце действительно дрянь.