Я молчала, потрясенная ее просьбой.
– Мне не хочется, чтобы она была такой, как вы, – хрипло проговорила ткачиха, и ее слова ощущались острее кинжала. – Мне не хочется, чтобы в ее голове роились великие идеи, чтобы она последовала им и рассердила определенных людей.
– Не забывайте, Бета, – сказала я, и, хвала богам, мой голос звучал спокойно, – что это Пиэрс пришел ко мне, а не я к нему.
– И вот этого вы не понимаете, Бриенна! – всплеснула она руками. – Не знаю, откуда вы пришли, но, очевидно, там вы привыкли делать что хотите без всяких последствий. Здесь же… все совсем по-другому.
– Так вы хотите, чтобы я приказала Нив пойти против ее совести? – парировала я. – Бета, я не считаю, что это правильно.
Женщина надулась, но промолчала. Может, она признала мою правоту, хотя бы чуть-чуть?
В конце концов я поднялась с отцовского кресла и посмотрела на нее.
– Понимаю ваши страхи, – сказала я. – И мне жаль, что вы жили во времена таких ужасных злодеяний. Но ваш господин вернулся. Ваша королева вернулась, и она зажгла свет во тьме. Халлораны знают и трепещут перед этим светом, потому что он выводит их на чистую воду. Они вам не хозяева и никогда ими не были. И если вы на этот раз восстанете против них, обещаю, я сама разберусь, если будут последствия. Так же как мой отец и брат.
Бета сердито уставилась на меня. Но в ее глазах блестели слезы, словно она прониклась моими словами.
– Думаю, Пиэрс вас проверяет, выполните ли вы его заказ сразу после того, как его привели в замешательство одним из наших гобеленов, – прошептала я. – Не сомневаюсь, что он пытается проявить свою власть, хотя он здесь никто. Итак, вы выбираете его или меня?
Ткачиха промолчала.
Развернувшись, она вышла из кабинета и хлопнула дверью.
А я осталась сидеть одна в кабинете отца до тех пор, пока огонь в камине не начал догорать и по полу не поползла темнота.
Я не слышала новостей до середины следующего дня. Но слухи начали распространяться: из ткацкой мастерской – в коридоры замка, переползая из одного здания в другое, как лоза, пока не добрались до меня, в погребе, где я помогала кухарке развешивать пучки трав для просушки.
Над гобеленом Пиэрса прекратили работу.
А я сидела среди кувшинов с соленьями, корзин с луком и картофелем, с мятыми травами в фартуке и улыбалась теням.
Глава 22. Картье
Розали
Королевский город Лионесс, владения лорда Берка
Когда на город опустилась ночь, я находился настолько близко к звездам, насколько только мог, – на стене замка, подставившись ветру, пока из головы не исчезли все мысли, а лицо не начало гореть от холода. Подо мной раскинулся Лионесс, как свиток, испещренный темными секретами. В окнах домов мерцал свет свечей.
Я не нашел Деклана Ланнона.
Как и Журден, и Люк, и лорд Берк.
Принц не прятался ни в одном из четырех убежищ, которые мы обыскивали, и Томас понятия не имел, куда Деклан может направиться дальше.
Он все время опережал нас на шаг.
Я вздохнул, собираясь вернуться в свою комнату, как вдруг ощутил чье-то присутствие. В нескольких футах от меня, в темноте стояла Изольда, тоже захваченная красотой города. Она шагнула вперед, остановившись плечом к плечу рядом со мной, и положила руки на парапет.
– Как девушки? – поинтересовался я.
– Я как могла исцелила их тела, – ответила она. – Сейчас они отдыхают.
Она замолчала, но мне показалось, есть еще что-то.
– Эодан… все шесть девушек – Каваны.
Мои подозрения оправдались. Та девушка, которая создала иллюзию лоз, чтобы привести меня… Я понял, что она Кавана, из людей Изольды. И заключил, что остальные девушки – тоже. Возможно, магия глубоко скрыта и в их крови, но еще не проявила себя.
– Они вам сказали? – тихо спросил я.
– Нет, в этом не было необходимости, – печально ответила королева. – Все стало понятно в тот момент, когда я взяла их за руки. Я ощутила внутри них огонь, который в наши дни почти догорел до пепла. Ощутила, как моя душа зовет их и их души отвечают. Пять из них – совершенно неискушенные, надеюсь, магия постепенно к ним придет, когда они почувствуют себя в безопасности и отдохнут. Их родители и все близкие умерли. Гилрой оставил девушек в живых, чтобы отдать в бордель.
Мне стало дурно, когда я вспомнил, что там увидел: этот запах, темноту, кровь и цепи. Долго ли эти девушки находились в плену? Видели ли они, что случилось с их родными?
– Боги милостивы, Изольда.
Мгновение она молчала, затем проговорила:
– Я знаю, что мой Дом практически уничтожен, что Ланнон целенаправленно преследовал моих людей последние двадцать пять лет. Я думала, потребуется какое-то время, чтобы разыскать их, если кто-то еще жив. Но не ожидала, что мне будет достаточно взять их за руки, прикоснуться к ним, чтобы узнать.
Я поразмыслил над ее словами, не зная, что сказать и как ее успокоить.
Королева посмотрела на меня.
– Знаю, ты сочтешь это странным, но мы с отцом продолжаем строить теории, разочарованные тем, что у нас нет никакого руководства по обращению с магией.
– Ничего странного, Изольда, – ответил я.
Она опустила голову, погрузившись в свои мысли.
– Мясник выложил нам все, кроме того, куда ушел Деклан сегодня утром. Он утверждает, что не знает, где находится следующее убежище принца, но к нему на склад приехал фургон, чтобы перевезти Ланнонов. И хотя я ничего так не желаю, как бить и пытать этого мерзавца… я не стану существом, подобным тому, от кого стараюсь очистить этот замок.
Я молчал, потому что, если бы она спросила моего совета в этот момент, я сказал бы, что мясника нужно бить, пока он не заговорит. С трудом верилось, что у меня могло зародиться подобное желание, поскольку я вырос в Валении, где правосудие всегда взвешенно и несет ответственность за свои решения.
– Думал ли ты когда-нибудь, – дрожащим голосом начала Изольда, – почему ты, я и Люк выжили, хотя должны были погибнуть и нашим костям следовало бы лежать в траве с нашими сестрами и матерями?
По ее щекам побежали слезы, когда она продолжила:
– Ненавидел ли ты когда-нибудь себя за то, что вырос в Валении, что о тебе заботились и любили, ты жил в безопасности, в блаженном неведении о том, что наши люди живут в страхе и с ними жестоко обращаются? Что, пока я спала в теплой и безопасной постели, эти девушки сидели в цепях и каждую ночь подвергались бесчестию? Что, пока я сетовала на то, что меня учат читать, писать и обращаться с мечом, эти девушки боялись вымолвить лишнее слово из страха быть побитыми и покалеченными?