Эти средства имели целевое назначение: они требовались «Фрицу» для оплаты закупленных в Берлине материалов для его фабрики копировальных аппаратов. Перевод был запрошен на Шанхайское отделение банка в долларах, чтобы иметь возможность произвести расчет с германской фирмой. Перевод денег в Токио лишил «Фрица» необходимой для расчетов долларовой валюты.
«МЕМО с телеграммы РАМЗАЯ от 24.12.40. № 132.
Сообщает, что передал нашему человеку 10 фотолент и 3 книги. Деньги в сумме 1.000 амов, которые были переданы ФРИЦУ через Чейс-банк в Шанхай, банком были отправлены обратно в Америку ввиду того, что перепутана фамилия и банк считал перевод ошибочным. Затем деньги были переведены в Токио и ФРИЦ получил 4.245 иен за 1.000 амов. В силу этого Фриц не может послать немцам денег за легализационные материалы. Рамзай просил нашего человека передать 1000 амов для этой цели, но в этом ему было отказано. Фриц не может закупать немецкие товары на иены в силу ограничения иен. Со следующей почтой обещает прислать отчет Фрица о легализации до конца 1940 г. Жена Фрица 18.12.40 выехала в Шанхай для закупки материалов.
[Резолюции]: НО-3. Переговорить. Голиков.
Верно: /Бровченко/»
Работник аппарата, непосредственно ведающий резидентурой, написал на телеграмме: «т. Воронину: “Ведь ФРИЦ имел торговлю от ам. фирмы. Зачем ему амы, торгуя с немцами. По-моему, денег не нужно давать (выделено мной. — М.А.)”. 29.12.40. Попов».
Его резолюция убедительно показывает, насколько безответственно относились к денежному снабжению резидентуры ответственные сотрудники Центра. Легализационные связи резидентуры, обеспечивающие маскировку денежного снабжения, не изучались, не учитывались и, по существу, оставались Центру неизвестными; при переводах денег фамилию получателя указывали, полагаясь лишь на свою память и не затрудняя себя справиться в личном деле адресата.
До 1945 г. во всех справках о резидентуре, периодически составлявшихся отделением 2-го отдела, ведавшим резидентурой, в качестве легализационного предприятия Макса Клаузена фигурирует «мастерская по продаже велосипедов, смазочных масел и пр.», — которая в действительности была лишь мелким, временным эпизодом в легализационной деятельности «Фрица» в 1935–1936 г.
С осени 1937 г. «Фриц» создал самостоятельное торгово-производственное предприятие по производству и продаже копировальных аппаратов. Материалы для них ему приходилось выписывать из Германии. И торговли от американской фирмы «Фриц» не вел.
Все это сотрудники аппарата должны были знать, если бы внимательно изучали денежные отчеты «Фрица», телеграммы и письма Зорге и Клаузена. Однако сведения, сообщаемые в этой переписке, нигде не фиксировались, письма и телеграммы подшивались в дела, а денежные отчеты, видимо, вообще не изучались и оценивались не как важный оперативный документ, а как канцелярский отчет, нужный лишь для бухгалтерии.
2.4. «Одзаки был исключительной личностью…»
(Рихард Зорге. Тюремные записки)
Когда в 1937 г. Коноэ Фумимаро впервые возглавил японский кабинет министров, Усиба Томохико стал одним из его секретарей. Коноэ хорошо знал его еще со времени своей поездки в США в 1934 г. в качестве председателя палаты пэров. Усиба входил тогда в число сопровождавших Коноэ лиц. По протекции Усибы и с согласия генерального секретаря кабинета министров Кадзами Акиры в июле 1938 г. Одзаки был назначен внештатным сотрудником кабинета министров и оставался в этом качестве до отставки первого кабинета Коноэ в январе 1939 г. Кадзами хорошо знал Одзаки по совместному участию в работе «Исследовательского общества Сёва» («Исследовательская ассоциация Сёва»; Сёва кэнкюкай).
В 1937-м Одзаки был приглашен в это общество. «Сёва кэнкюкай» существовало на пожертвования, владело недвижимостью и имело свой управленческий персонал. Главной целью общества, основанного в ноябре 1936 года друзьями и поклонниками принца Коноэ, была выработка рекомендаций по проблемам внутренней и внешней политики, чтобы Коноэ мог иметь неофициальное, но квалифицированное мнение и имел возможность консультироваться с его членами, когда придет время занять кабинет премьер-министра. «Одни члены Общества Сёва были националистами, другие — патриотами, как немарксистами, так и марксистами»
[295].
«Коноэ отказался стать премьер-министром после февральского мятежа 1936 г. Но это лишь усилило всеобщее желание видеть его в кресле премьера. Он был наиболее предпочтительной фигурой по многим причинам. Армия надеялась использовать его в своих целях как уважаемую марионетку, при этом, будучи уверенной, что он находится на ее стороне. Либералы считали его своего рода оплотом против фашизма. А остальная публика полагала, что поскольку он происходит из самой превозносимой ветви древнего дома Фудзивара, то может выступить как незаинтересованная сторона, свободная от амбиций, что резко контрастировало бы с генералами, адмиралами, партийными политиками и бюрократами, занимавшими посты премьеров в предыдущие десять лет. И, кроме того, он был еще относительно молод — в 1937 г. ему было сорок шесть лет»
[296].
Одзаки участвовал в работе двух секций Общества — проблем Китая и международных отношений. Кадзами Акира возглавлял первую секцию, в ходе работы которой и познакомился с Одзаки. Между ними установились добрые отношения. О степени их близости можно судить по словам Одзаки, который так рассказывал об опыте их ежедневного общения: «Посторонние считали меня, как я всегда чувствовал, своего рода кадровым офицером при Кадзами. У Кадзами был замечательный политический инстинкт. Он никогда откровенно не выражал свои собственные взгляды. Он выражал их лишь окольным путем, и потому было необходимо понимать стиль его мышления и чувствовать его, чтобы знать, что он действительно думает. И я развил в себе способность судить об общем направлении его мыслей по лаконичным высказываниям или же по тому, что он оставлял недосказанным, о чем умалчивал. Зорге часто спрашивал меня, каково мнение Кадзами по основным вопросам, и я обычно давал мгновенный ответ. Именно благодаря моему ежедневному контакту с Кадзами, я мог представить себе, о чем он думает»
[297].
Лучшего источника информации по «китайскому инциденту» чем Кадзами было не найти.
Кадзами Акира стал министром юстиции во втором правительстве Коноэ (22 июля 1940 г. -18 июля 1941 г.).
Одзаки был вхож в круг друзей Коноэ, где его воспринимали как одного из них
[298].
Сам Одзаки пользовался большим авторитетом среди аналитиков, следивших за развитием ситуации в Китае. Большой резонанс вызвал, в частности, его вывод о том, что «сианьские события» (арест в декабре 1936 г. Чан Кайши в городе Сиани) неизбежно приведут к формированию единого антияпонского освободительного фронта КПК и Гоминьдана. Он был одним из немногих, кто сразу разглядел за рядовым инцидентом у моста Лугоуцяо под Пекином в июле 1937 г. контуры «большой войны» Японии в Китае. Когда в 1937 г. Кадзами получил приглашение стать генеральным секретарем кабинета министров Коноэ, он рекомендовал Одзаки в качестве своего преемника на посту руководителя секции проблем Китая в «Исследовательском обществе Сёва»
[299].