«Прямо как у Аньки», – подумалось вдруг. Рита поймала себя на том, что продолжает улыбаться. Маринка уже потеряла к ней интерес и смотрела что-то в телефоне. Людка торопливо прятала в сумку яблоки и апельсины.
– Значит, у вас есть женское счастье, а у меня нет, так? И поэтому я вам бешено завидую?
Маринка кивнула с мудрым видом, Людка заулыбалась виновато и забрала у Алиночки грязную тарелку. Официант принес десерт, Людка отдала дочери свой, посмотрела на Риту и протянула руки к ее вазочке с ореховым мороженым. Рита ударила ее по пальцам, Людка вскрикнула и отшатнулась.
– Ладно, убедили, я вам завидую. Марина, тебе завидую потому, что не меня же водили как собаку на случку ко всем подряд, лишь бы взял с ребенком. Почему, кстати, отец Дины на тебе не женился, его мама-папа не разрешили?
Маринка медленно опустила телефон и уставилась на Риту. Улыбка пропала, зато подбородки точно жили своей жизнью, тряслись и дрожали, как и губы Маринки. Она силилась что-то сказать, но никак не могла подобрать слова.
– Сколько смотрин у тебя было после того, как родня диночкиного папаши тебя из дома вышибла? Пять, семь тест-драйвов? – Рита перестала улыбаться. – Тебе родители год дали на поиски дурака, чтобы с ребенком взял, потом тоже угрожали из дома выгнать? Кстати, ты мне тогда браслет не отдала, серебряный, в котором мужиков соблазняла.
Маринка побагровела, на глазах у нее показались слезы. Людка обняла дочь и вдруг попыталась закрыть ей ладонями уши. Алиночка одним движением плеча отодвинула мать и не сводила с Риты глаз. Маринка шлепала губами и густо покраснела.
– Но ты оставь, так и быть, видно, он хорошо помогает, – Рита принялась за мороженое, очень вкусное, кстати, точно итальянское джелатто. Орехов не пожалели, и сироп отличный – все как надо, ничего вкуснее в жизни не ела.
– А то вдруг Володя твой сообразит, что его кинули, что семьи у него своей нет и не было, и не будет уже, а кормил он всю жизнь левую бабу с чужим выродком. Как бы не пришлось тебе нового папу Дине искать. Куда ты, я только начала тебя жалеть!
Маринка выскочила из-за стола и чуть ли не бегом кинулась к выходу. Людка посмотрела ей вслед, повернулась к Рите.
– Ты сдурела? Нафига о прошлом напоминать, она вон плачет из-за тебя. Иди, извинись.
– За что, за правду? – искренне удивилась Рита. – Мне ее тоже жалко, между прочим, как и тебя. Я же не рожала, лишь бы мужика удержать. Да, я ошиблась, да, Игорь меня обманул, но я, в отличие от тебя, со своим бывшим больше не спала. И даже по телефону не общались с того дня. Кстати, Алина, ты знаешь, что твоя мама хотела сделать аборт, так ты ей мешала жизнь устраивать?
– Замолчи! – Людка сжала кулаки. – Ты с ума сошла? Не твое дело, кто как свое счастье искал…
– Бегала по всем знакомым и подругам, страдала – как же так, что делать? – Рита смотрела на оторопевшую Алину, – а потом решила, что бывший сразу вернется, увидев улыбку ребенка. Хреново ты улыбалась, дорогая, – она посмотрела Алине в глаза. – Иди, танцуй дальше. Рекомендую освоить шест и еще танцы в стриптизе. Насчет неземной любви, заек и лужаек не знаю, но денег хоть немного заработаешь, пока сиськи стоят и задница не обвисла. Торопись, у тебя наследственность в этом плане плохая – жрете много.
Людка зачем-то зажала ладонями рот и вертела головой по сторонам, Алина отодвинулась от матери и смотрела на нее так, точно видела впервые в жизни. Глянула на Риту, снова на мать, отодвинулась еще дальше. Людка прикусила указательный палец и так застыла, глядя в салат.
– В царское время в баб незамужних или ребенка нагулявших только что дерьмом не кидались, – Рита быстро собиралась, – им и ходить разрешалось только в церковь, да и то стоять в дверях. Каждый старался обозвать обидно или ударить, или еще чего похуже. Их даже хоронили как самоубийц, за оградой. У вас, видно, память предков никак не умолкнет, раз все счастье только через мужа и детей. Видно, бабки ваши и прабабки в девках так и померли или нагуляли для себя, последний шанс. Их и гнобили всячески…
– И моя бабка тоже? – Алина хлопала глазами. – И тети Марины?
– Зато выстрадали женское счастье, – Рита застегивала дубленку, но руки плохо слушались, – вот мама твоя пыталась вернуть любимого мужа. Она руками пекла хлеб, а любимый муж озверел от ее домовитости и свалил к свободной бабе старше себя. Прямо как у Ленки, вы что, сговорились?
– Мама, это правда? – Алина таращилась на Людку. – Ты ради папы хотела меня убить?
Людка обхватила голову руками и только что не падала лицом в мороженое. Оно подтаяло, растеклось, к желтым пятнам на банте прибавились коричневые – от сиропа.
– А когда тебя родила после развода, – Рита, наконец, справилась с пуговицами и подмигнула Алине, – то дико гордилась, когда папаша твой приезжал и привозил алименты – типа она снова замужем и у них семейное счастье. Это я так завидую, да, аж спать спокойно не могу. Я ошиблась, подружки, а вы свою жизнь в унитаз слили. Мне завидно, очень завидно. Пойду плакать в подушку.
Она бросила на стол пять тысяч одной бумажкой и вышла из ресторана. Маринка так и не показалась, Рита быстро сбежала по ступенькам и выскочила на привокзальную площадь. Внутри аж все кипело от злости и отчаяния: все, дорогая, это финал. Мужика у тебя нет, подруг тоже нет, и вряд ли появятся. «Да и фиг с ними», – Рита быстро шла к кассам, на ходу доставала кошелек. Только что своими руками она уничтожила прошлое, и было больно, очень больно, она не ожидала. «Плевать», – Рита сжала зубы и чуть ли не бегом летела к вокзалу. Хорошая скоростная электричка уходит через десять минут, следующая обычная, неохота ехать с быдлом из пригорода, да еще и в выходной день, надо поспешить. И тут тетка с тачкой, что вразвалочку топала впереди, резко затормозила, и Рита едва не сбила ее с ног. Тетка не шелохнулась, стояла насмерть, сжимая ручку тележки как рукоять ножа.
– Пошла, пошла отсюда, – бубнила баба, – проваливай, скотина!
Перед глаза маячила толстая сутулая спина, Рита обошла бабку – перед ней стоял пес, щенок-подросток немецкой овчарки. Ушастый, с мощными лапами и блестящей шерстью, упитанный, он затравленно озирался и прижал уши, когда бабка замахнулась на него. Присел на задние лапы и рванул, было, прочь, но Рита успела наступить на красный поводок, что тащился за щенком по снегу. Пес дернулся раз-другой, оглянулся на Риту, гавкнул, снова дернулся и вдруг заскулил.
– Тихо, тихо, – Рита оглядывалась по сторонам. Пес был такой домашний, ухоженный, что вряд ли его выкинули, да еще и с поводком в придачу. На ошейнике болтался блестящий круглый медальон, Рита взяла поводок и потянула пса к себе. Тот уперся, наклонил голову, ошейник съехал на уши.
– Иди ко мне, иди, иди, – Рита присела на корточки. Мимо нее шла толпа, кто-то посмеивался, кто-то свистел, пес шарахался от всех, прижимал уши, и то рычал, то скулил. Загудела электричка, та самая хорошая, скоростная, подошла к перрону в снежной пыли и отвалила ровно через минуту. Щенок вдруг лег на снег и положил голову на лапы. Рита подобралась к нему, перевернула ошейник и рассмотрела медальон. Там был выбит номер телефона, Рита быстро набрала его. Ответил расстроенный, судя по голосу, мужчина.