– Да ладно. Врешь, наверное.
«С чего бы мне тебе врать?», – Рита погасила злость и принялась за апельсин. Тот оказался на редкость удачный – в меру сладкий, сочный, пахло от него Новым годом, ну просто одно удовольствие.
– Премию дали, – добавила она, – годовую.
Премию, действительно дали, ту самую, что она так ждала полтора месяца назад. И вдруг подумалось, что если бы не Анька, то все могло бы сложиться совсем по-другому. «Я ей должна, получается», – Рита невольно улыбнулась. Людка истолковала это по-своему.
– Шикарно живешь, дорогая, – она спешно поедала курицу с картошкой, – я вот себе такого позволить не могу. Мне надо Алину поднимать, в люди выводить. Ой. Вот она! Алиночка, иди сюда!
Людка подскочила, едва не опрокинув брюхом стол, замахала грязной салфеткой. Маринка удивленно затрясла подбородками – явление Алиночки стало сюрпризом.
– Она просто посидит, ты же не против, – тараторила Людка, – у нее сегодня нет репетиции, мы договорились тут встретиться, в магазин собрались. Правда, она раньше пришла.
– Могла бы позвонить, – недовольно сказала Маринка. Ее День рождения отходил на второй план, а вторых планов она с начальной школы терпеть не могла. К столику подошла мрачная толстобровая барышня с мощными бедрами и давно не мытой головой. Черные патлы качались над столом, пока Алиночка перебиралась поближе к маме. Рита придвинула поближе тарелку с дольками апельсина, борясь с желанием накрыть их салфеткой.
– Ритка, ты есть будешь? Нет? Алина, кушай, – Людка принялась метать в тарелку дочери картошку, курицу, салат и остатки кальмаров. Барышня положила ногу на ногу, демонстрируя грязноватые голые щиколотки и тонкие не по сезону кеды, уткнулась в телефон. Людка еще похлопала крыльями, успокоилась, когда Алиночка соизволила потрогать пальчиком куриное крылышко и даже отщипнуть кусочек кожи.
– У нее диета, – шепотом сообщила Людка, – гастроли скоро.
Рита отвернулась, чтобы не рассмеяться в голос, стала смотреть на елку в центре зала. Вокруг плавали клубы табачного дыма, голоса и музыка слились в нестройный гул, и елка, точно пьяная, покачивалась в этом чаду. Маринка то пялилась в телефон, то подносила его к уху.
– Леночка, привет, дорогая. Как ты? Приходи, мы уже собрались, – ворковала Маринка, – посидим немного, выпьем, покушаем. Болеешь, таблетки? Какая жалость, лечись, милая. И звони, звони обязательно, не забывай подруг!
Положила телефон на стол, изящно взялась за куриную ножку.
– Не придет? – Людка точно невзначай подкинула Алиночке еще кусочек. Та скосила кривовато намазанные глаза на стол, вздохнула и поставила тарелку себе на колени. Людка торопливо обложила Алиночку салфетками.
– Болеет, говорит, – Маринка, оттопырив мизинец, объедала косточку. – Бедняжка, мне ее так жалко. В таком возрасте ей будет трудно найти себе мужчину. Говорят, Михаил-то старше Ленки женщину себе нашел и даже квартиру в Москве купил. Правда, в ипотеку.
– А какая была семья, – Люда забирала у Алины кости и складывала в грязную тарелку, – какая семья…
– Как в рекламе кетчупа, – вырвалось у Риты. Она доела апельсин и отодвинула тарелку. Маринка аж жевать перестала, Людка открыла рот. Алина неприятно захихикала. «Что она танцует, господи? Как можно танцевать с такой задницей?», – Рита едва сдержалась, чтобы не выпалить и это, вовремя одумалась, но Людка уже почуяла неладное и подалась вперед, как всегда, пачкая бант в майонезе и вообще в чем придется.
– В какой рекламе, при чем тут кетчуп?
– Или творожка, или майонеза, или стирального порошка. Слащавое безудержное семейное счастье, когда все, радостные и красивые, ходят с открытыми ртами и постоянно что-то едят или покупают.
Людка захлопнула рот, Алиночка уставилась на Риту, не переставая жевать. Маринка мучительно соображала, касается ли ее услышанное, и если касается, то как.
– И что тут плохого? – выдала Людка. – Все стремятся к идеалу.
– Ну, если ваш идеал – горошек по акции…
– Горошек не едят с кетчупом, – неожиданно басом выдала Алиночка. Рита старательно держала покер-фэйс, чувствуя, что еще немного, и тормоза откажут. «Уходи», – крутилось в голове – «беги отсюда и больше не возвращайся. Вообще приезжать не надо было, чего ты ждала?». Ждала она встречи с подругами, немногими, как казалось еще недавно, близкими людьми, что были с ней добрую половину ее жизни. Маринку она знает еще со школы, с Людкой и Вирской работала в разное время. И от отчаяния, что и их скоро не останется рядом, хотелось плакать, ведь впереди полное одиночество. Но, может, лучше так?
– Реклама – это показная успешность, подражать ей глупо, это не идеал, а маркетинг, продажи. Ленка ошиблась, она забыла спросить мужа, хочет ли он жить как в рекламе. Пока Ленка лепила из себя счастливую жену и маму, он себе запасной аэродром готовил. Подозреваю, что обычной жизни хотел, а не показной успешности…
– Ты нам завидуешь, – перебила ее Маринка. Смысл до нее так и не дошел, она выдала дежурную фразу и снисходительно улыбнулась, как всегда. Рита тоже улыбнулась, а перед глазами все плыло от злости, причем на себя: как она могла за столько лет не понять, что у этих теток мозги в майонезе, причем всю жизнь. Списывала на воспитание, на семью, на умственные способности, в конце концов – ведь не злые были, не жадные, если и ссорились, то из-за ерунды какой. А сейчас точно пелену с глаз сорвали. Или не сейчас, просто дошло с опозданием?
– Чему? – Рита улыбалась Маринке в ответ. – Хорошо, я завидую вам: тебе, тебе – она глянула на Людку с разинутым ртом. – Давай конкретно уже, по пунктам. Итак, пункт первый. Я завидую тебе потому, что?
Маринка повела плечиком, пригладила зачесанные назад волосы, тряхнула подбородками.
– Я замужем, а ты нет. У меня есть ребенок, а у тебя нет. Ты одинокая и несчастная, тебя никто не любит и не любил, Игорь тобой попользовался и бросил, и ты себе уже вряд ли кого-нибудь найдешь. Ты уже старая, родить не сможешь, умрешь одна, стакан воды подать будет некому.
Она аж шире стала, точно распушилась, аки тетерев в период брачных игр. Откинулась на спинку стула и свысока смотрела на Риту. Людка затрясла головой, окунув бант в салат.
– Ритка, ты не думай, мы не обижаемся. Нам тебя просто очень жалко.
Маринка зажмурилась и тоже закивала, не забывая улыбаться. Алиночка продолжала лопать с удвоенным аппетитом и смотрела то на мать, то на Маринку. Рита для нее точно не существовала.
– Ведь и правда, одна останешься. Муж-то ладно, можно и без него. Видишь, я одна Алиночку поднимаю, – Людка схватила свое сокровище за коленку, – и боженька нам помогает. Тебе родить надо, срочно, тебе уже четвертый десяток. Не затягивай, а то осложнения будут, ребеночек больной родится…
– У нас в классе есть такой Сережа, – прогудела Алина, – солнечный ребенок. Писается прямо на уроке, бегает по рядам, может по голове кому-нибудь врезать. Ему все можно, родители все разрешают, и даже учительницу ругают, что она не дает Сереже проявлять индивидуальность.