– Полтора года не хватило? – отозвался молодой и резкий, судя по голосу, мужик. – Щас поедем и все проверим.
Дашка запустила отборным матом, ее поддержали, но замолкли как-то быстро, точно им заткнули рты.
– Мне на работу утром! – визжала тетка с кучей подбородков. – Я никуда не поеду!
– Сопротивление полиции? – осведомился тот же мужик. – Не советую, у вас будут проблемы, очень большие проблемы. Отгул возьмете.
Дальше снова пошло непечатное, потом загрохотали шаги. Рите очень хотелось с головой накрыться одеялом и проснуться как обычно, по будильнику, пойти на работу. В комнату ворвался сквозняк, залетали бумажки и обрывки, в квартире стало тихо. Рита посидела так с минуту, потом рискнула и спрыгнула в центр разгрома. На цыпочках вышла в коридор и чуть ли не нос к носу столкнулась с двумя молодыми спортивного вида мужиками в штатском: один стоял на пороге комнаты мальчиков, второй изучал содержимое шкафа.
– Меня проверили, – пискнула Рита. Голос сорвался, она понимала, что выглядит глупо, но от страха совсем растерялась. Мужики улыбнулись, тот, что у шкафа, сказал:
– Идите домой, хостел закрывается.
– Как закрывается? – оторопела Рите. – В смысле?
– В прямом, – буркнул дядя с порога. – До выяснения. Много жалоб от жителей, да и с паспортом тут вы одна оказались. Например, с вами в комнате Дарья Мартишина жила, у нее срок за мошенничество, недавно освободилась. Собирайтесь, а то мы сейчас все опечатаем.
Рита вытащила из шкафа чемодан, свои вещи, бросилась обратно в комнату, принялась собираться в темпе. Почему-то казалось, что не успеет, и ее запрут тут, одну среди разгрома, хватала вещи и пихала их кое-как. Оделась сама, осмотрелась, и заметила под Дашкиным матрасом что-то знакомое, нежно-лавандового цвета. Рита подошла, потянула за край и глазам своим не поверила – платье, боже мой, ее французское платье, все в пятнах, рваное в боках, точно на слона его надеть пытались, и воняет то ли пловом, то ли тушенкой. «Зачем оно ей?», – Рита держала тряпку двумя пальцами, – «она бы не влезла». Было заметно, что Дашка его-таки напяливала на себя: швы в боках местами разошлись, местами держались из последних сил.
– Девушка, вы готовы? – донеслось из коридора. Рита отшвырнула платье и пошла на выход. На площадке ее поджидала бабка с лыжной палкой, торжествующе подняла ее, точно меч, над головой.
– Получила, гадина? – прошамкала она. – Так тебе и надо! Почему ее не арестовали?
– Идите спать, бабушка, – полицейский оказался между Ритой и старухой, – идите, милая. Кого надо, всех арестовали, спите спокойно.
Рита спустилась на первый этаж, вышла из подъезда. Напротив стояла полицейская машина с включенными фарами. Водитель подозрительно глянул на Риту, но остался за рулем. Мужики быстро выскочили следом, сели в машину и укатили, пошел дождь. Рита осталась одна с чемоданом. Был четвертый час утра, и поблизости не усматривалось ни одной живой души, даже свет в окнах не горел. Рита постояла немного и пошла на вокзал пешком, чемодан катился следом и гремел разболтанными колесиками.
Накрыла апатия, больше всего хотелось спать, Рита плелась, едва переставляя ноги. До вокзала добралась через час, запихнула чемодан в знакомую до тошноты камеру хранения и уселась в зале ожидания. Народу было неожиданно много, гул голосов, музыки, звонки мобильных сливались в ровный гул, глаза слипались, но Рита боролась со сном. Купила кофе в автомате, ждала, когда он остынет, смотрела на темную поверхность с цепочкой пузырьков по краям, а в голове крутилось одно: «что дальше?». По всем раскладам получалось, что дальше мрак, точно такой же, как кофе в руках, Рита закрыла глаза. Сил реально не осталось, она слишком долго считала себя той лягушкой, что, попав в молоко, дергалась так, что сбила масло и вылезла из горшка, но ее лягушка, считай, утонула. То ли молоко попалось неподходящее, то ли масло сбивается как-то не так, то ли сказка оказалась враньем. «Деньги, нужны деньги», – Рита всполошилась вдруг, проверила свою наличность, две крупных купюры приятного оранжевого цвета, что остались от продажи часов. До аванса еще неделя, но аванс не спасет, надо что-то делать, причем быстро, очень быстро. «Зато отпала проблема досуга в выходные дни», – Рита невольно засмеялась. Толстый неприятный мужичок, что старательно пытался уснуть на соседнем кресле, заворчал, забухтел, недобро глянул на Риту и отвернулся. Она просидела в зале ожидания до шести утра и пошла на работу.
– У вас с девяти рабочий день, – буркнул недовольно заспанный охранник. – могу не пропускать вас.
Рита подвинула к себе книгу, где расписывались за ключи. Напротив номера их кабинета имелась Анькина подпись с сегодняшней датой.
– А это что? – Рита ткнула в нее пальцем. – Это что такое?
– Ей доступ разрешен, – охранник рылся в папке, перебирал листки. – Производственная необходимость. Вот, пожалуйста.
И предъявил приказ о дополнении списка допущенных в помещение банка в нерабочее время, Анькина фамилия шла последней.
«Обалдеть», – Рита улыбнулась охраннику, тот набычился.
– Ну пропустите, пожалуйста, не на вокзал же мне ехать.
При слове «вокзал» аж тошнота к горлу подкатила: похоже, в камере хранения она уже постоянный клиент, и сотрудник, что принимает плату, кажется, узнал ее в лицо.
– Идите уж, – сжалился охранник, – только не безобразничайте.
Он сам ездил издалека, работал сутки-трое и отлично понял, что хотела сказать ему Рита. Вошел в положение, спас практически.
– Спасибо, – Рита приложила пропуск к датчику, на турникете появилась зеленая стрелка.
– Пожалуйста, – охранник убрал журналы, – первый раз такое вижу: все с работы бегут, а вы на работу. Там что, медом намазано?
«Если бы», – Рита рванула вверх по лестнице, добежала до кабинета. В предбаннике на диване храпела Анька, Рита осторожно прошла мимо, тихонько закрыла за собой двери. Включила чайник, села за свой стол. К стеклам прилипал туман, жутковато шевелились в рассветном полумраке голые кленовые ветки. Химера наверняка сидела с мокрой спиной и очень страдала от жуткого климата варварской страны. Чайник закипел, Рита налила кружку кипятка, бросила туда пакетик и достала свои последние деньги. Купюры, яркие, точно солнышко, одним своим видом превосходно снимали депрессию и тоску, но лишь на время. Для полного излечения требовалось много таких купюр, очень много, две пачки в банковской упаковке, три, чемодан, вагон. «Берется одна купюра мелкого достоинства и одна крупного», – раздался в голове голос Тарновского, – «режется на несколько частей так, чтобы подлинность была более пятидесяти пяти процентов. Потом они склеиваются прозрачным скотчем, и готово: из одной купюры получается две, и обе, заметим, подлинные». Рита взяла ножницы, прицелилась, сжала кольца, лезвия сошлись над центром почти новой купюры. Зажмурилась, прикусила губу и сжала пальцы. Раздался тихий хруст, точно шаг по первому снегу, и на стол упали две оранжевые половинки. Рита взяла вторую купюру, расправила ее перед собой. «Последняя», – мелькнуло в голове, – «больше денег нет». Рита сжала зубы, «прицелилась» ножницами, отмеряя половину, сжала кольца, и тут распахнулась дверь. На пороге появилась сонная Анька, она щурилась спросонья, Рита рухнула грудью на стол. Ножницы больно упирались в ключицу, буквально впились в кость, половинка купюры слетела на пол. Рита наступила на нее и сделала вид, что спит, не обращая внимания на острую холодную боль под шеей.