– Ивашов, – прошептал парень одними губами, и Власенко все понял. Оттолкнув сержанта, он рванулся в номер Николая и застыл, как изваяние, на пороге. Бывший начальник локотской тюрьмы болтался в петле, сооружённой из брюк и прикрепленной к крюку на потолке. Его синее лицо выражало муку и облегчение одновременно, и Власенко догадался: причиной самоубийства был страх, страх не перед органами КГБ, а перед своей бывшей любовницей, Танькой, которая могла рассказать о художествах Ивашова гораздо больше, чем на данный момент располагало следствие. Николай знал, что не избежит смертной казни, и сам привел приговор в исполнение, предпочитая не томиться в мучительном ожидании. Придя в себя, Власенко смахнул с носа каплю пота и распорядился:
– Вызывай санитара.
Вернувшись в номер, Андрей Николаевич с ожесточением начал крутить телефонный диск. Когда в трубке раздался встревоженный голос генерала, полковник выдохнул:
– Ивашов повесился. Прикажете продолжать без него?
Сафронов помедлил лишь секунду.
– Значит, сам себя приговорил… Кто у нас есть вместо него?
Полковник наморщил лоб. В Обнинске из людей, спасшихся от расстрела Таньки, не жил никто, оставалась столица и Елена Мосина, видевшая карательницу лучше, чем кто-либо. Власенко взглянул на часы. У них еще оставалось время. Макарова работала в первую смену и до двух часов никуда не собиралась уходить.
– Распорядитесь, чтобы к нам доставили Мосину, – попросил Власенко, и Сафронов с облегчением отозвался:
– Да, это мы сделаем.
Глава 52
Обнинск, 1978-й
Елену Владимировну Мосину доставили через три часа. Андрей Николаевич, приготовивший ей чай и печенье, с жалостью посмотрел на женщину, которой не было еще и пятидесяти пяти. Мосина казалась глубокой старухой. Полное отечное лицо, как паутиной покрытое сеткой морщин, жалкий седой ежик на голове, глубоко запавшие глаза смотрели скорбно, будто глаза Мадонны. Когда Елена Владимировна начинала говорить, левая щека предательски подергивалась, шрам возле уха становился молочно-белым. Руки, покрытые коричневыми пятнами, нервно потирали одна другую. Андрей Николаевич помог ей сесть и налил чаю.
– Я знаю, вас предупредили о том, что вам предстоит сделать, – начал Власенко. – И знаю, что вы не испугаетесь.
Мосина усмехнулась, показав остатки зубов.
– Я забыла, что такое страх, побывав в локотской тюрьме и испытав на себе плетку пулеметчицы, – проговорила она. – Этот допрос до сих пор снится мне каждую ночь. Эта женщина, Татьяна, за одно утро превратила меня, молодую красавицу, в старую развалину, на которую больше не взглянул ни один мужчина. – Мосина жалко улыбнулась. – Я знаю, это плохо – желать людям зла, говорят, оно к тебе вернется в двойном размере. – Она захрустела пальцами с утолщенными суставами. – Но я желаю, чтобы ее поймали, чтобы она получила по заслугам.
– Мы тоже этого очень хотим. – Власенко погладил ее горячие руки. – И знаем, что вы нам поможете.
Она сразу собралась, даже помолодела, вдохновленная идеей.
– Что я должна делать?
– Сейчас мы с вами пойдем в магазин, где, по нашим данным, работает Татьяна Маркова, та самая Танька-пулеметчица, которая ломала людские судьбы, – пояснил он. – Да, прошло много лет, и мы все изменились, но не думаю, что до неузнаваемости. Ваша задача – посмотреть на женщину за прилавком, а потом пройти очную ставку.
Мосина кивнула:
– Я готова, – она резко отодвинула чашку, чай выплеснулся и растекся желтым пятном на белой скатерти, – идем.
Власенко взял ее под руку:
– Да, идем скорее.
Сопровождаемые молодыми сотрудниками КГБ, они вышли из гостиницы и направились к магазину, находившемуся неподалеку. Елена Владимировна ступала уверенно, миссия придавала ей силы.
– Татьяна Маркова продает хлебобулочные изделия, – сказал Андрей Николаевич. – Вот вам деньги, подойдете, купите буханку и пару любых булочек. В хлебном продавщица сама рассчитывает покупателей, постарайтесь подольше понаблюдать за ней.
Мосина кивнула:
– Я узнаю ее из тысячи, и для этого мне не понадобится много времени.
Они зашли в магазин. Как назло, возле хлебобулочного отдела скопилось больше всего покупателей. Елена Владимировна покорно встала в очередь, не спуская глаз с полной женщины в белом халате, черные крашеные волосы которой выбивались из-под белой шапочки. Продавщица ловко обслуживала клиентов, не глядя по сторонам, не озираясь в испуге, смело смотрела людям в глаза и не отвела их, столкнувшись взорами с Мосиной. Елена Владимировна пошатнулась и чуть не упала на руки подоспевшего Власенко.
– Это не она, – прошептала женщина, тяжело дыша. – Вы ошиблись, это не Танька.
Она потеряла сознание, и расстроенный Власенко передал ее лейтенанту Крутову. Второй паренек побежал вызывать «Скорую», к счастью оказавшуюся у соседнего магазина. Пожилой врач констатировал сердечный приступ, и бело-красная машина, мигая, понеслась по улицам города.
– Еще одна жертва в мирное время, – вздохнул полковник, беспокоясь за Мосину и сетуя, что вся огромная работа пошла насмарку. Приходилось все начинать с нуля.
Глава 53
Москва, 1978-й
Дни бежали за днями, лето подходило к концу, но карательница будто растворилась на просторах Советского Союза. Полковник несколько раз впадал в отчаяние, однако продолжал работать, искать во всех направлениях, и ему повезло. На этот раз помощь пришла, откуда не ждали. После обеда капитан Серпилин положил на стол Власенко документ из МИДа.
– Подпишите, товарищ полковник, – попросил он.
Андрей Николаевич взялся за ручку.
– Что там у тебя?
– Да обычная текучка, – отмахнулся капитан, играя ямочками на щеках. – Некто Александр Панфилов выезжает за границу. Нужно проверить его и его семью по всем направлениям.
Андрей Николаевич поставил жирный росчерк.
– Проверяй, Паша. – Он уже собирался отдать бумагу подчиненному, но вдруг его взгляд выхватил из списка фамилий, имен и отчеств: сестра – Маркова Татьяна Марковна. Получалось что-то несуразное. Все родные братья и сестры этого московского служащего имели фамилию Панфиловы, и только одна сестра, тоже родная, значилась Марковой. Пальцы офицера сразу вспотели. Он напрягся, как собака, которая наконец взяла след. В мозгу юлой закрутилась мысль: «Она, она! Мы нашли ее!»
– Все об этой даме, – он обвел карандашом фамилию, имя, отчество, долгие годы снившиеся по ночам. – И как можно скорее. Ты меня понял?