Наследство колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 55

В следующее мгновение Ромашов увидел на земле двух убитых. Это были та самая медсестра, которая успокаивала его перед операцией, – и мужчина в некогда белом, а теперь залитом кровью халате. Он лежал слева от стола. Так вот какую тяжесть только что Ромашов сбросил с себя! Это было мертвое тело.

Убитый лежал, повернув голову. Маска соскользнула на шею, темные, уже потускневшие глаза были устремлены куда-то вдаль. И Ромашов узнал его.

Это был доктор Панкратов. Автоматная очередь прошила его тело со спины насквозь, поэтому он упал на Ромашова, словно прикрывая его. Так, значит, это кровью Панкратова было сейчас залито тело Ромашова?

…Кровавый коридор, по которому он шел… и красные волны, которые внезапно захлестнули его с головой… быть может, это произошло в те самые мгновения, когда доктор Панкратов умирал и изливал свою кровь на тело раненого Ромашова?

Только кровь? Или… также свои мысли, чувства и воспоминания?

Странный разговор Бокия с каким-то человеком, представившийся Ромашову в видениях, теперь приобрел особое значение. Бокий называл этого человека Александром Александровичем. Теперь Ромашов вспомнил его! Это был Александр Александрович Богданов, создатель Института крови и восторженный поклонник этой животворной жидкости, которая струится в человеческом теле и питает его. Богданов придавал огромное значение процессам переливания крови и был убежден не только в том, что переливание может вылечить любую болезнь и даже омолодить старика, если перелить ему кровь юноши. Бокий не зря сказал ему: «Ваша идея о том, что обменное переливание можно широко использовать для пропаганды классовых и коммунистических идей, для передачи различных сведений от человека к человеку…» Он не договорил, однако подразумевалось полное неверие Бокия в идеи Богданова. Таких неверующих, знал Ромашов, было много, к числу их принадлежал, например, и Бухарин. Однако имелись у Богданова и сильные сторонники: например, младшая сестра самого Ленина, Мария Ульянова, и знаменитый Леонид Красин. Вскоре им даже удалось убедить Сталина в верности теории Богданова. Именно тогда и был создан Институт крови, а Александр Александрович стал его директором.

Бокий, который поначалу относился к опытам Богданова с великим скептицизмом, со временем переменил свое мнение. Конечно, это казалось невероятным, однако разве не исследованию самых разнообразных невероятностей и попыткам поставить их на службу Советской власти была посвящена вся работа Спецотдела, руководимого Глебом Ивановичем? С тех пор он проявлял величайший интерес и внимание к опытам Богданова и поддерживал директора Института крови против его оппонентов.

Наконец, в 1928 году было задумано провести показательную операцию, которая одним махом убедила бы сомневающихся в истинности идей Богданова. Он решил провести обменное переливание с молодым студентом из провинции, который отличался редкостным невежеством. Богданов не сомневался, что даже малая часть его – высокообразованного человека, доктора наук, профессора! – крови произведет радикальные преобразования в сознании студента и обогатит его хотя бы частью тех знаний, которыми обладал Богданов. Сам же он надеялся с помощью крови этого молодого человека восстановить свое пошатнувшееся здоровье. На ехидные предостережения скептиков насчет того, что «тупая» кровь студента может произвести не только омолаживающее воздействие, но и «оглупляющее» действие на самого Богданова, он отвечал высокомерным пренебрежением.

Столь ожидаемый опыт закончился трагически: между кровью профессора и студента возникло отторжение. Богданов умер, а молодой человек с трудом выжил, однако из-за этого отторжения так и не смог испытать на себе никакого благотворного влияния интеллекта Богданова.

На похоронах Александра Александровича с прощальной речью выступил Бухарин, который не постеснялся назвать покойного фанатиком. Однако Бокий продолжал пребывать в уверенности, что рискованные опыты Богданова, которые с тех пор никто не решался повторять, видя в переливании крови процесс лишь оздоровительный, имели бы огромное значение. Он ругал себя за то, что не сразу в них уверовал и упустил слишком много времени, пока Богданов был жив, а потому так и не смог убедиться в достоверности его тезиса о том, что кровь, носитель важнейших сведений об одном человеке, может сообщить другому все его тайны.

«Что, если и Бокий, и Богданов были правы? – смятенно думал сейчас Ромашов. – Что, если кровь Панкратова сообщила мне самые сокровенные его секреты?!»

Однако ведь переливания между ними не было проведено! Ромашов получил кровь какого-то неизвестного донора еще до начала операции.

Взгляд сначала лишь скользнул по надписи на полуразбитой бутылочке, торчащей в держателе штатива, однако он потянулся – и вытащил осколки из держателя. Надпись, сделанная химическим карандашом, была испятнана кровью, однако кое-какие слова все-таки можно было разобрать, и Ромашов прочел: «крови 1… Васильева Ольга Данил… 1917… Горьк…».

– Ольга Васильева? – пробормотал Ромашов. – Ольга Даниловна Васильева?! Город Горький?!

Неужели это была та самая Ольга Васильева, бывшая Зимина, которая только что являлась ему во сне, – нет, не просто являлась, но странным образом сообщила ему все подробности своей жизни? Да нет, такое невозможно… Или возможно? Или все-таки Богданов был прав, когда утверждал, что кровь способна передавать информацию от одного человека другому?!

И тут Ромашова озарило.

Далеко не все так просто, как казалось даже Богданову! Вполне возможно, если бы кровь Ольги Васильевой была перелита Ромашову в нормальных больничных условиях и в мирное время, это оказалось бы самым обычным переливанием биологической жидкости от одного человека к другому. Но случилось так, что в это самое время был убит доктор Панкратов. Кровь его хлынула на Ромашова и попала в его раны, впиталась в поры его тела. Встретились два потока информации, исходящие из людей, связанных одной общей тайной, имеющей важнейшее, жизненно важное значение для Ромашова: тайной спасения детей Грозы. Видимо, то, что Панкратов умирал, придало его крови особую мощь. Он не только передал свои знания Ромашову, но и насытил его тело своей молодой силой, нерастраченной энергией. Наверное, Панкратов умер почти мгновенно, не успев истратить себя на защиту и спасение собственного организма. Ромашов – хотел он этого или нет – забрал все его силы и энергию точно так же, как забрал в свое время их у Гали и ее сестры, убитых им в Сокольниках.

Но Галя и Клава дали ему своей смертью только силы и энергию. Панкратов же своей гибелью исцелил его, словно кровь его была неким волшебным лекарством.

Старая сказка о мертвой и живой воде вспомнилась Ромашову. Мертвая вода заживляла раны, живая – возвращала к жизни.

Кровь Панкратова стала для него и мертвой, и живой водой!

Ромашов легко спрыгнул со стола и замер, переводя взгляд с тела доктора Панкратова на остатки бутылочки с наклейкой. Внезапно перед его внутренним взором возник Николай Александрович Трапезников – отец Лизы, учитель Грозы и Пейвэ Меца. И впервые Ромашов не почувствовал мучительных угрызений совести при воспоминании о человеке, от которого он видел только хорошее, доброе, но которого безжалостно предал и обрек на смерть. Теперь Ромашов смотрел на этого великого мага и оккультиста не просто как на равного, но даже пренебрежительно, как на низшее существо. А потом разразился громким смехом.