– На Дальнем Востоке, в Хабаровске. Академик Шило предлагает стать директором академического Института горного дела.
– Ох, Женечка, пора бы уже и остепениться. Да и возраст уже не тот. Другие на пенсии сидят. Да и потом, Хабаровск далеко от Ленинграда, – констатировала Татьяна.
– Так и директор института не заведующий кафедрой, – возразил Евгений.
– Ты же знаешь, Женечка, что я за тобой, как нитка за иголкой. Как решишь, так и будет.
– Да ладно, не сердись, вместе решим, – заметил Евгений.
Поспорили ещё немного, а потом решили: ехать. Тем более дети пристроены. Сыновья пошли по стопам отца, стали научными работниками. Старший сын преподавал там же, где отец, в Северо-Западном заочном политехническом институте, закончив Кораблестроительный институт в Ленинграде. Он же и подарил в своё время Валерии Александровне первого правнука. Младший, Иван, названный в честь деда, окончил биолого-почвенный факультет Ленинградского университета и вернулся в Магадан. Он работал сначала научным сотрудником, а затем и заместителем директора Института биологических проблем Севера. В семье шутили, что он заменил отца на Колыме.
Итак, в начале 80-х Богдановы переехали в Хабаровск. А до этого случилось ещё одно важное событие в жизни Евгения Ивановича. Неожиданно он встретил в Москве сына человека, который в 1938 году буквальным образом спас ему жизнь.
Где-то в начале 80-х годов Богданову пришло приглашение выступить официальным оппонентом по докторской диссертации в Московском горном институте. Среди выступающих в дискуссии был назван доцент Клубничкин. Эта фамилия сразу заставила Евгения Ивановича вспомнить Колыму. В перерыве он подошёл к молодому человеку и спросил:
– Извините, а ваш отец не работал, случайно, на Колыме?
– Да, перед войной отец работал там, но вскоре уехал. Года два тому назад он умер. А почему вы спрашиваете?
– Ещё раз извините… Я не знал. Он спас мне в своё время жизнь.
И Богданов поведал доценту, как все случилось в 1938 году. Эта история имела продолжение. Богданова часто приглашали в качестве оппонента в диссертационный совет, где защищались докторские диссертации по горным наукам. Вот и в этот раз его пригласили на заседание совета, где защищал докторскую диссертацию доцент Клубничкин. Некоторые члены совета нашёптывали Евгению Ивановичу, что диссертация очень плохая и её надо бы «провалить».
Недоброжелатели ждали разгромного отзыва Богданова. Каково же было удивление, когда Евгений Иванович заявил, что диссертация отвечает всем требованиям, предъявляемым ВАК.
– Тут ко мне подходили некоторые члены совета с предложением «провалить» защиту, так вот что я скажу: если диссертация не будет поддержана, то моей ноги больше не будет в этом совете.
Богданов говорил страстно, даже пламенно, убедительно, да так, что все члены совета проголосовали за.
После оглашения результатов голосования Богданов подошёл к Клубничкину и публично поздравил его, пожал ему руку. Соискатель едва не прослезился и попытался что-то сказать, но Евгений Иванович остановил его и вышел из аудитории, где проходила защита.
В жизни – с возрастом – начинаешь понимать силу человека, постоянно думающего.
Это огромная сила, покоряющая. Всё гибнет: молодость, обаяние, страсти – всё старится и разрушается.
Мысль не гибнет, и прекрасен человек, который несёт её чрез всю жизнь.
Василий Шукшин
Институт горного дела в Хабаровске создавался на пустом месте. Не было ни одной лаборатории, ни одного отдела, здания, в котором можно было бы разместить институт. Богданов не имел никакой связи с администрацией, партийной организацией, общественностью Хабаровска, а это при советской власти, да, собственно и в нынешние времена, имело большое значение.
Как показывает жизненный опыт, слухи о нас бегут впереди нас. И приглашённые сотрудники, и в городских начальствующих кругах уже знали, что директор института хотя и член-корреспондент, но бывший зэк, а, как считали многие, «у нас за просто так не сажают». Хотя Евгений Иванович ни в одной из заполняемых анкет после 1958 года не упомянул о том, что был в своё время осуждён по двум статьям, в том числе и за антисоветскую деятельность.
Собранный «с миру по нитке» коллектив постоянно лихорадило. За спиной Богданова шептались, а иногда говорили прямо в глаза, что он не горняк, не учёный, что он зэк и что директор он так себе.
Евгений Иванович стойко переносил всё это злопыхательство. Главная цель для него – создание Института горного дела. Нередко он поздно приходил с работы. И когда обеспокоенная Татьяна спрашивала:
– Как успехи?
Он молча пожимал плечами, а потом произносил:
– Что-то, кажется, нашёл…
Он лично обходил и объезжал Хабаровск, не только в целях знакомства с городом, но и в поисках помещений для института.
В результате его поисков и предложений администрации Хабаровска лаборатории института располагались в разных частях города, а основное помещение – в полуподвале на ул. Шеронова. Были также трудности со снабжением, медленно решались кадровые вопросы. Богданов часто бывал в командировках, подыскивая в других городах подходящих сотрудников-горняков и делал им предложения для работы в Институте горного дела в Хабаровске.
В это время к Евгению Ивановичу и его жене подкрались болезни – сказалось время работы в северных широтах, на Колыме.
По утрам, во время бритья, Евгений Иванович обнаруживал на лице всё новые коричневатые пигментные пятнышки. Появились они и на тыльной стороне ладоней. Богданов усмехнулся и подумал: «Неунывающие французы называют эти пятнышки «незабудками смерти». Лицо Татьяны оставалось чистым, и даже морщин было совсем немного…
Начали ныть и болеть суставы, появились сопутствующие болезни, пришлось увезти в Ленинград тяжело заболевшую жену – медицина там была намного лучше, чем в Хабаровске.
Никто в институте даже не догадывался и не знал, что в Ленинграде находилась в тяжёлом состоянии его жена.
Все последние годы (80-е) он буквально разрывался между Ленинградом и Хабаровском.
В мае 1986 года Татьяна Матвеевна умерла, и Евгений Иванович остался один на один со своими проблемами. Болезни брали своё. Однажды пожилая женщина, врач-терапевт, у которой он наблюдался, прямо сказала ему:
– Евгений Иванович, вы одинокий больной человек, и я одинока. Давайте жить вместе, нам будет вдвоём легче…
Не ожидая такого предложения, Богданов замялся, а потом так же прямо ответил: