Летят перелетные птицы - читать онлайн книгу. Автор: Вера Колочкова cтр.№ 6

– Чего ж она вас так не любят, а, Мария Николаевна?

– Так понятно, чего! Завидуют!

– Чему завидуют?

– А вроде как жизнь моя им поперек горла стоит. Да я и не скрываюсь – легко живу, лишние трудности себе не придумываю… В огороде не надрываюсь, вдовьим платком голову не обматываю. Ну, похоронила я своего мужика, так уж пять лет с тех пор прошло! Не люблю я тоскливой да серой жизни, Анн Иванна… Хоть убей меня, не люблю! Мне чутка повеселее жить охота… А им же надо, чтоб я, как они! А я не хочу. Вот и завидуют.

Ага, вот они, сермяжные отголоски ее безысходного настроения! Выходит, и Маня от той же проблемы страдает… Смешно, однако. Может, и ей какое веселье себе придумать? Смешно…

– Значит, ваше постоянное стремление посидеть на больничном – тоже элемент веселой жизни? Так я понимаю? – спросила, строго сведя губы, чтоб не улыбнуться.

– Ой, да что вы… Да вы померьте, померьте мне давление-то! У меня же самый что ни на есть криз!

Маня с готовностью задрала рукав халата, плюхнула перед ней на стол белую полную руку. Ухватившись за темечко, сморщилась, застонала вполне натурально. Вот и разбери ее, эту Маню… Давление-то и впрямь повышенное… Можно, конечно, посидеть рядом с ней с полчасика, подождать… Если давление родом из огорода, да еще кофейком подстегнутое, то за полчаса полноценного отдыха может и в норму прийти… А с другой стороны – связываться с Маней неохота. Ну, пусть ее! Что она ей тут, морали читать будет? Из-за трехдневного больничного? Пусть у Мани трехдневный праздник безделья-веселья будет, наперекор злым соседкам… Если женщина хоть таким образом умудряется жизни радоваться, пусть ее!

– Ладно, Мария Николаевна… Через три дня придете ко мне на прием, а там посмотрим. Лежите, отдыхайте.

– Ой, спасибо вам! Ой, то есть… Ну да, конечно, буду лежать… Вот сейчас прямо и залягу…

– Всего доброго, выздоравливайте.

Радостный Манин взгляд толкнулся в спину. Казалось, даже веселенькие обои на стенах запрыгали глазками и лапками, провожая ее до прихожей. И во дворе у Мани тоже было – весело. На фоне общего дворового запустения, покосившегося сарайчика да кое-как сложенной поленницы, проглядывали островки беззаботного устройства жизни – скамейка-качалка, осыпанная листьями рябины, костровище, любовно обложенное камнями, в глубине проглядывалось что-то вроде легкомысленной резной беседки с одноногим столом. Тут, надо полагать, и происходят «сплошные безобразия», вызывающие соседскую гневливость. Ну да… Вон, в траве, забытые шампуры веером брошены…

Выйдя со двора, она торопливо прошествовала мимо собравшихся в стайку блюстительниц Маниного морального облика, не удостоив их даже и взглядом. Такая вот искорка солидарности к Маниной концепции жизнеустройства вдруг вспыхнула. Глупо, конечно, ну, да ладно… Теперь еще один вызов, и все на сегодня. И – домой. Мужу щи варить…

* * *

Свалив нашинкованную капусту в кипящий бульон, она накрыла кастрюлю крышкой, привычным движением бросила разделочную доску в раковину. И нож должен был этим путем отправиться, но выскользнул из руки, со звоном свалился на пол. Значит, какой-то мужчина должен ступить на порог, примета такая есть. Только не для нее, наверное. Какой еще мужчина сегодня может порог переступить, кроме родного мужа? Для него, для Лехи, и щи на плите варятся. Эти пресловутые щи, атрибут счастливой семейной жизни. Женское обязательство, подхваченное, как флаг, из собственной семьи – для мужчины-работника должны быть к вечеру сварены щи, хоть тресни от собственной усталости, а должны, и все тут…

Интересно, сколько раз за всю жизнь каждая женщина проделывает вот эту нехитрую манипуляцию – разворачивается от стола к плите, чтобы ссыпать в кипящий бульон капусту с разделочной доски? Кто-нибудь этим унылым подсчетом интересовался? Искал в нем какой-то смысл? Хотя…чего его особо искать-то. Нет здесь вообще никакого смысла. Женская обязанность есть, а смысла по большому счету нет. Потому что все заранее определено и в обыденный жизненный ряд уложено – работа, усталость, дом, щи, крепкий сон. И с утра все сначала – работа, усталость, дом… И так далее, пока из этого ряда по достижении законного пенсионного возраста не выпадет первое и основное звено – работа. Сам ряд, конечно, нарушится, а щи все равно останутся! Горячие непобедимые русские щи с капустой! И с запахом тоже непобедимым, захватывающим в один момент все крохотное пространство однокомнатной квартиры-клетушки.

Вот руки бы оторвать тому архитектору, кто эти клетушки в свое время спроектировал! Чем этот умник руководствовался, интересно? Наверное, тем обстоятельством, что негоже сельскому жителю в хоромах прохлаждаться? А что, действительно… Чего ему еще нужно, этому сельскому жителю, кроме работы, усталости, щей да крепкого сна? Крохотулька-кухонька есть, место для кровати есть, и хватит с него.

Наверное, даже в самом словосочетании – сельский житель – уже слышится что-то уничижительное. Вроде как материал явно человеческий, но второго сорта, хоть и пыжится в последнее время городскими привычками. За продуктами в «супермаркет» ходит, бреется в «салоне красоты» и даже в бильярд играет в «развлекательном центре», то есть в бывшем облезлом клубе. Но разве от красивых названий что-то меняется? Здание поликлиники, к примеру, как было развалюхой, так и осталось. И дороги такие, что осенью без резиновых сапог не пройдешь. А эти бревенчатые домишки на улицах, как оскорбление всему институту частной собственности?

Ах, как она мечтала еще со школьных лет уехать от всего этого подальше! И медицинское образование потому только выбрала, что не предусматривает оно заочной формы обучения. Казалось, надо только поднапрячься посильнее да поступить, а там и откроются дали дальние с городскими культурными перспективами. Потому и Лехины школьные ухаживания напрочь отвергла, хоть и нравился ей этот парень, чего уж греха таить. Он всем девчонкам тогда в школе нравился. Высокий, красивый, ладно скроенный, на артиста Михаила Евдокимова в юности похож. (Как-то увидела в одном журнале его юношескую фотографию, и даже мороз по коже прошел – ну чистый Леха!) Одно только ей в своем школьном ухажере не нравилось – был Леха парнем совсем «Одинцовским». На корню. Дальше перспективы сходить в армию да покрепче обосноваться в родном болоте в его планах и не просматривалось. Так после школы и разбежались, она – в институт, отвергнутый Леха – в армию. Правда, он и оттуда ей письма на родительский адрес писал…

А ей в городе совсем не до Лехиных писем было. Училась трудно, зубрила ночами, еще и санитаркой в больнице умудрялась подрабатывать. Одеться же красиво хотелось! Впечатление на городских парней произвести! Ну, и замуж, конечно… Не то чтобы за первого попавшегося выскочить, а с большим смыслом хотелось к этому вопросу подойти. Как мама любила говорить – с чувством, с толком, с расстановкой. Хотя у мамы, чего уж греха таить, вся эта мудрая композиция, то есть чувство, толк и расстановка именно в адрес Лехи и предназначались… А как же – парень-то свой, Одинцовский!

Но чаяния свои относительно «свойского» Лехи мама, надо отдать ей должное, все же держала при себе. Лишь иногда, в разговоре, обиняком, пыталась Леху прихвалить… А она лишь отмахивалась – да ну, мам, какой Леха! Тогда и впрямь казалось – какой…Ну да, есть такой. Ну, письма из армии пишет. Ну, отслужил, домой вернулся, в гости к родителям захаживает, про нее спрашивает… Да пусть, ей-то что до этого? Столько интересных парней вокруг, своих, институтских! Вот где надо себе мужа присматривать! И желательно с городской пропискою. И со взаимной любовью, конечно же. Потом в приличную больницу после ординатуры попасть… А потом бы и жилплощадь каким-то образом организовалась, городская, благоустроенная. С ванной в кафеле, с нежными пушистыми тапочками в прихожей, с воркованием городского шума в открытую форточку. И никаких цинковых ведер, картофельных грядок и ржавых бочек для сбора дождевой воды! И весенней грязи на улице! И зимних сугробов во дворе, которые надо разгребать неуклюжей деревянной лопатой!