Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Ишервуд cтр.№ 74

– Это тебе, Салли, от нас.

– Как мило с вашей стороны. – Салли безучастно улыбнулась. – Простите, у меня сегодня голова совсем дурная. Все из-за проклятого хлороформа.

Мы пробыли у нее всего несколько минут. По пути домой фрейлейн Шрёдер казалась ужасно расстроенной:

– Поверите ли, герр Исиву, я бы из-за родной дочери так не убивалась! Когда видишь, как бедная девочка страдает, кажется, сама бы легла вместо нее.

На следующий день Салли было уже много лучше. Мы все – фрейлейн Шрёдер, фрейлейн Мейер, Бобби и Фриц – пришли навестить ее. Фриц, естественно, не имел ни малейшего представления о том, почему Салли находится в клинике. Ему сказали, что ей вырезали небольшую язву, и как всегда, когда человек не в курсе, он отпускал разного рода случайные и крайне уместные замечания по поводу аистов, капусты, колясок, младенцев и даже подробно передал свежую сплетню об одной даме из берлинского высшего общества, про которую поговаривали, будто недавно она перенесла незаконную операцию. Мы с Салли старались не глядеть друг другу в глаза.

Вечером следующего дня я навестил ее в лечебнице в последний раз. Наутро ее пообещали выписать. Салли была одна, и мы вместе сидели на балконе. Она как будто пришла в себя и уже могла передвигаться по комнате.

– Я сказала сестре, что никого не хочу видеть, кроме тебя. – Салли томно зевнула. – Я так устаю от людей.

– Может, мне тоже лучше уйти?

– Нет-нет, – проговорила Салли без особого энтузиазма. – Если ты уйдешь, кто-нибудь из сестер придет сюда и начнет болтать; если я не буду оживленной и разговорчивой, они скажут, что мне нужно пробыть в этом чертовом заведении еще пару дней, а я этого не вынесу.

Она уныло глядела на тихую улицу.

– Знаешь, Крис, мне бы, пожалуй, даже хотелось родить этого ребенка… Было бы так чудесно родить его. Последние два дня я все пытаюсь представить себе, как это – быть матерью. Знаешь, прошлой ночью я долго сидела тут одна, держала на руках подушку и представляла себе, что это мой ребенок. И у меня было такое потрясающее чувство, будто я одна в целом свете. Я воображала, как он будет расти и как мне придется вечерами, уложив его спать, уходить и заниматься любовью с мерзкими старыми мужиками, чтобы заработать ему на хлеб и одежду… Тебе хорошо ухмыляться, Крис… Я правда так думала!

– Почему бы тебе не выйти замуж и не родить?

– Я не знаю… Чувствую, что потеряла веру в мужчин. Они мне просто не нужны… Даже ты, Кристофер, если бы ты сейчас вышел на улицу и тебя бы переехало такси… Я бы, конечно, переживала, но на самом деле мне было бы все равно.

– Спасибо, Салли.

Мы оба рассмеялись.

– Нет, я не то хотела сказать, дорогой. Я не имела в виду тебя лично. Не обижайся, что я так говорю. Ты же видишь, в каком я состоянии. Когда ты беременна, чувствуешь себя совсем как животное или еще там кто, защищающий детеныша. Беда только в том, что мне некого защищать. Поэтому, наверное, в последнее время я бросаюсь на людей.

Отчасти в результате этого разговора я внезапно в тот же вечер решил отменить все уроки, уехать из Берлина как можно скорее куда-нибудь на Балтийское море и засесть за работу. С Рождества я не написал ни строчки.

По-моему, Салли, когда я поделился с ней этой мыслью, почувствовала некоторое облегчение. Нам обоим нужна была какая-то перемена. Мы без особой уверенности говорили, что позже она присоединится ко мне, но уже тогда я понимал, что этого не случится. Планы у нее были очень неопределенные. Если раздобудет денег, то, может быть, отправится в Париж, или в Альпы, или в Южную Францию.

– Но, возможно, – добавляла Салли, – я просто останусь здесь и буду счастлива. Я, кажется, начинаю привыкать к этому месту.

В середине июля я вернулся в Берлин. Все это время я не имел от Салли никаких известий, кроме нескольких открыток, которыми мы обменялись в первые месяцы моего отсутствия. Я ничуть не удивился, узнав, что она съехала с квартиры.

– Конечно, я ее понимаю. Я не могла обеспечить ей удобства, на которые она вправе рассчитывать, ведь у нас даже умывальников нет в спальнях. Но все равно, для меня это было такое разочарование… Фрейлейн Боулз вела себя очень мило, не могу пожаловаться. Она настояла на том, чтобы заплатить за комнату до июля. Я, конечно, имела право на эти деньги, потому что она не предупредила об отъезде до двадцать первого числа, но я бы даже не заикнулась… Она ведь такая прелестная молодая женщина.

– Салли не оставила свой новый адрес?

– Как же, оставила, и номер телефона тоже. Вы непременно позвоните ей. Она вам обрадуется. Другие джентльмены появлялись и исчезали, но вы, герр Исиву, были истинным другом. Знаете, я всегда надеялась, что вы поженитесь. Из вас бы вышла идеальная пара. Вы всегда имели на нее такое положительное влияние, да и она вас немного отвлекала, когда вы слишком уж углублялись в свои книги и занятия… О да, герр Исиву, можете смеяться, но никогда не знаешь наверняка! Может, еще не поздно.

На следующее утро фрейлейн Шрёдер разбудила меня в большом волнении:

– Герр Исиву, подумать только! Они закрыли Дармштадтский и Национальный банки. Не удивлюсь, если разорятся тысячи! Молочник говорит, что через две недели начнется гражданская война!

Одевшись, я тотчас вышел на улицу. Там, конечно же, толпился народ: на углу Ноллендорфплатц, возле банка, стояли мужчины с кожаными сумками и женщины с авоськами – вылитые фрейлейн Шрёдер. Железные решетки на окнах банка были опущены. Большинство собравшихся тупо уставились на запертую дверь. На ней висело небольшое объявление, набранное готическим шрифтом, похожее на страницу из средневековой книги. В нем говорилось, что рейхспрезидент гарантирует сохранность всех вкладов. Если верить объявлению, все было в полном порядке, только банк открывать не собирались.

Какой-то мальчишка играл с обручем. Обруч задел одну женщину. Она бросилась на него с воплем: «Эй ты, наглое отродье! Что тебе здесь нужно?» Другой женский голос подхватил: «Убирайся отсюда! Тебе здесь нечего делать!» Еще одна ехидно поинтересовалась: «У тебя что, тоже деньги в банке?» Испуганный мальчуган умчался прочь, спасаясь от ярости толпы.

Стояла сильная жара. Вечерние газеты подробно освещали новые чрезвычайные указы – казенно, сухо, официозно. Один тревожный заголовок, набранный кроваво-красным шрифтом, резко выделялся на фоне прочих: «Полный крах!» Нацистский журналист напоминал своим читателям, что завтра, 14 июля, День национальной независимости Франции, и, безусловно, подчеркивалось в статье, французы в этом году будут праздновать его с особой помпой, предвкушая поражение Германии. В магазине готового платья я приобрел за двенадцать с половиной марок пару фланелевых брюк и поехал навестить Салли.

Она жила в трехкомнатной квартире, в доме, построенном в духе «колония художников», неподалеку от Брейтенбахплатц. На звонок открыла сама.

– Приветик, Крис, старая свинья!