Давай ограбим банк - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Бута cтр.№ 29

Мой отец — повар в одном из кафе Берлина. Параллельно с работой он пытается где-то учиться, но вечно заваливает все зачеты. У него очень короткая прическа, смешные усы и фотография парня с длинными волосами и придурковатым взглядом на компьютере. Потом я узнаю, что это был Чарли Мэнсон ^[3]. Почему-то отец считал его своим кумиром. С какой стати, понятия не имею. В Германии он не особенно известен. Это целиком и полностью американский герой. Когда отец приходит с работы, лучше не высовываться. Особенно если это конец месяца, а у нас нет денег. Это фактически все, что я о нем помню.

Мама всегда хотела быть не похожей на остальных. Поэтому у нас дома всегда было много книг. Ошо, Ричард Бах, Керуак и другие, не приспособленные к жизни неудачники и мошенники. Я не только про книги. Еще у нас дома всегда было полным-полно странного вида друзей мамы. Они ходят в свободных оранжевых рубашках и платьях, а на все вопросы отвечают загадочными улыбками. Мне кажется, что за этой мудрой усмешкой скрывается великое знание. Где-то лет до шести так казалось. А потом я стал понимать отца, который на дух не переваривал друзей мамы. На мое шестилетие кто-то из маминых друзей дарит мне подарок. Оказывается, эта девушка зачем-то брала у мамы паспорт и заметила, что у меня сегодня должен быть день рождения. Больше никто не вспомнил. Девушка дарит небольшую фигурку из слоновой кости. Стоящий на одной ноге полуслон-получеловек.

— Он приносит удачу, — говорит девушка; я и так знаю, что это Ганеша. Если честно, я бы предпочел тогда удаче торт. К тому же этот Ганеша, знаете, никакой удачи не приносит. Мама приходит в себя ближе к вечеру. Отца вообще нет. Он на работе. Хвастаюсь маме своим подарком. Она почему-то плачет.

— Прости. Прости, мой хороший, у меня нет подарка, — бормочет она и прижимает меня к себе. — Ничего, скоро мы поедем в Индию, и там все будет как подарок.

— Зачем ты так хочешь туда поехать? — спрашиваю я и верчу в руках Ганешу. Фигурка злобно ухмыляется. — Мне здесь тоже хорошо. — Перспектива ехать в какую-то Индию не нравится. Я вообще никогда не любил перемены. В моем случае, они всегда к худшему.

— Ты пока не понимаешь. Человек должен знать, ради чего он живет. Там все знают. Это лучший подарок, — плачет мама. Она гладит меня по спине еще какое-то время.

— Обязательно нужно ради чего-то жить? — спрашиваю я.

— Обязательно, — скорбно улыбается мама и смотрит куда-то в вечность. Она очень умная, она умеет видеть то, чего не видят другие.

— А можно я буду жить ради кого-нибудь? — спрашиваю я. Мама только качает головой. Вскоре возвращается отец. Он узнает о моем дне рождения и орет на маму за то, что та не сказала ему.

— Она просто забыла, — кидаюсь на него я, пытаясь защитить ее. Это только все портит.

Когда мне исполняется семь, мама уходит от папы. Все мои вещи умещаются в пакет из супермаркета. На самом его дне обнаруживается тот Ганеша. Он мне никогда не нравился, просто вечно валялся где-то на видном месте. Я даже не помню, как закинул его в пакет. С тех пор этот невезучий слон следует за мной по пятам. Мы переезжаем к друзьям мамы в роскошный дом с несколькими спальнями. Повсюду здесь фигурки Будды, Шивы, Кришны и Ганеши. Я точно знаю, какой бог за что отвечает, но понятия не имею о том, как складывать, делить и умножать. Друзья мамы по тысяче раз на дню рассказывают о том, что в мире есть рай на Земле, это Индия. Живут, тем не менее, они в Берлине. Здесь, в этом большом и красивом доме, я впервые слышу то, как нужно рассказывать истории. Меня дико раздражают все эти благостные улыбки и глубокомысленные взгляды, которыми меня провожают хозяева этого дома, но эти люди, рассказывающие мне, в чем отличие Парвати от Кали, неприлично богаты. Просто потому, что умеют рассказывать истории, понимаете? Они больше ничего не умеют. Этот гуру с женой, инструктором по йоге, кстати, отдает меня в школу, за что им спасибо. Мама считает, что школа — это рассадник зла в этом мире. Она одержима свободой и поисками смысла жизни. Правда, я никогда не понимал, что этот набор слов вообще означает.

И вот мы уже переезжаем к парню по имени Питер. Он художник. Повсюду в его квартире краски, холсты, мольберты. Вся его небольшая квартира — студия, в которой он работает, пьет и «ищет новые пути решения творческих задач». Картины он пишет странные. У меня складывается ощущение, что он просто переводит краски. Его буквально тошнит на бумагу всеми цветами радуги. Мама беременеет, и на свет появляется Бонни. Она действительно была. Я не психопат.

Мне восемь лет, когда в доме появляется младенец. Мама с Питером ищут новые пути, а Бонни занимаюсь я и никогда не уезжающие отсюда друзья родителей. По меркам Германии — все они чокнутые.

Я одет в самые глупые в мире шмотки, естественно, оранжевые. На зиму у меня тканевая куртка из сшитых кусков ткани разных цветов. У мамы постепенно гаснут глаза, а Питер все реже берет в руки кисти. Может, и к лучшему. Я про Питера и кисти, а не про маму.

Бонни растет. Я отвечаю за нее. Мой смысл жизни — сделать так, чтобы она была счастлива. Мне так кто-то из друзей мамы сказал. Лысый мужик, который, помню, учил меня математике. Я ему поверил.

Однажды я прихожу из школы и обнаруживаю маму сидящей на дереве. Да, мне тоже кажется это странным. Я спрашиваю, что случилось, а она громогласным шепотом отвечает:

— Так меня не видно. Нас ищут, сынок.

— Мама, может, ты дома спрячешься? — спрашиваю я и начинаю озираться по сторонам. Вижу соседей, которые смеются и показывают пальцами в сторону дерева, на которое взобралась мама. Я прохожу в квартиру и вижу лежащего на кровати Питера. По нему ползает Бонни. Ей три года. Она вымазана всеми цветами радуги. Ее игрушки — краски и мольберты. Так всегда было. Она увлеченно раскрашивает отца, который слишком занят поиском новых путей. Обычно этот поиск длится часов шесть-восемь. Иду отмывать Бонни. Все эти цветные разводы отмываются с трудом. Судя по всему, ей удалось откупорить банку с масляной краской. Потому что «зеленые перчатки» на руках не поддаются ни мылу, ни моющему средству для посуды. Раздается звонок в дверь. Вместе с Бонни на руках иду открывать. На пороге отец. Все такой же усатый, с короткой стрижкой. Сейчас он мне кажется вполне обеспеченным человеком.

— Сын… — покачиваясь на ногах, говорит он. От него пахнет перегаром. Я киваю. Он спрашивает, где мама. Честно отвечаю, что на дереве. Он смотрит на меня своими выпученными стеклянными глазами. Потом все-таки соглашается пройти к дереву. Мама начинает орать при виде отца. Потом ему все-таки удается уговорить ее слезть оттуда. Он хочет забрать меня. Возможно, если бы я тогда поехал с ним, стал бы настоящим Мэнсоном. Зря, что ли, его боготворил отец? Но я остаюсь. Если я уеду, кто будет следить за Бонни?