Всё сначала! - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Сурганова cтр.№ 18

Когда выбираешь такой инструмент, как скрипка, поначалу не представляешь, какие сложности тебя ждут. Не говоря о тех сложностях, которые поджидают соседей. ☺ Тогда же встал вопрос, смогу ли я вообще играть на скрипке. Когда преподавательница Митряковская Лидия Пименовна взглянула на мои крохотные ручки, она засомневалась, что из меня выйдет толк – пальчики маленькие, короткие, катастрофически не хватает растяжки, чтобы достать до нужной ноты на грифе. Но за счет широкой ладони и благодаря упертости я все-таки смогла играть.

Я была так счастлива, когда мама и бабушка купили мне первую в жизни «восьмушку»! Я буквально впитывала скрипку, познавала ее. Мне было интересно – а как же она устроена? Я даже обнаружила, где у нее сердце! Оно за верхней декой, как за грудиной, рядом с грифом под подставкой, которая держит струны! Скрипка завораживала меня. Я любовалась ее формами и пропорциями. Укладывала ее к себе на подушку, укрывала одеялом, когда ложилась спать – не могла расстаться ни на секунду. Уже тогда понимала: все, что нас окружает – живое, часть общей космической энергии. Тем более музыкальный инструмент, в который вложена душа мастера!

Выпускной экзамен в музыкальной школе я сдавала на инструменте немецкой мануфактуры XIX века. Многие годы эта скрипочка оставалась моей верной спутницей. У нее была особенность. Она отличалась от своих подруг уменьшенными пропорциями: вместо целых 4/4 в ней было 7/8. До «взрослого» инструмента мои пальцы так и не выросли.

Каюсь, я три раза изменяла своей скрипке. Сначала это была электрическая пятиструнная «Zeta». Мне ее подарил наш общий с Дианой американский друг Александр Канарский, в честь которого назван один из лучших акустических альбомов «Ночных снайперов». Потом была японская электроскрипка «Yamaha», но уже классическая четырехструнная. Оба эти инструмента, по сравнению с моей малюткой, были для меня огромными, играть на них мне было крайне сложно. Приходилось менять всю аппликатуру.

Осенью 2010 года в моей жизни произошло важное событие: поклонники подарили мне скрипку пражского мастера Мирослава Комара. Это была моя давняя мечта – получить именно чешский мастеровой инструмент. На торжественное вручение скрипки в Праге был приглашен сам Мирослав Комар! Должна признаться, эта взрослая чешская дама просто великолепна! Взаимодействовать с ней – сплошное удовольствие. Но при этом я продолжаю ничуть не меньше любить скрипочку, на которой играла еще в музыкальной школе. Я себя долго винила и испытывала угрызения совести: простит ли мне измену моя малышка? Она простила. Стоит взять ее в руки, она звучит так же, как и прежде.

Годы спустя, учась в мединституте, я узнала, как важна для развития коры головного мозга мелкая моторика, игра на скрипке – лучший поставщик оной. Этот инструмент серьезно скомпенсировал задержку моего развития. Поэтому скрипка для меня – настоящий Божий дар, как и педагог Лидия Пименовна, терпеливо обучавшая меня скрипичным премудростям.

Я была настолько миниатюрной, что ей приходилось нагибаться. Иначе было не расслышать, что же я там играю. Однажды она придумала уловку: сама садилась, а меня ставила на стул перед собой. В результате наши глаза оказывались примерно на одном уровне. Я методично водила по струнам прямо перед ее лицом. А Лидия Пименовна время от времени спрашивала: «Светочка, ты не устала? Может, отдохнешь?» – «Неть!» – отвечала я и продолжала пиликать. Уже тогда стеснялась говорить о своей усталости, считая это неприличным.

Лидии Пименовне удалось-таки поставить мои «нестандартные» пальцы на гриф, научить меня разговаривать инструментом. Возможно, моя скрипичная карьера выстроилась бы иначе, но, к сожалению, Лидия Пименовна ушла работать в музыкальную школу при Ленинградской консерватории, рядом с Финляндским вокзалом. Она звала меня с собой. Мы не решились – родителям было далеко меня возить. Еще 4 года я обучалась у другого харизматичного педагога – Виолетты Павловны Газиянц. Она запомнилась мне своими темпераментными уроками, ее реакция на удачно взятую ноту и проваленный кусок произведения была хотя и разной по эмоции, но по накалу одинаково бурной.

Слайд 37: «Хор»

В музыкальной школе обязательной дисциплиной был хор. Так что напелась я вдоволь, а вокальные экспромты на кухне в тазике прекратились. Руководила хором Улитина Ольга Алексеевна. Я хоть и мелкая была, пела альтом, стояла всегда слева в нижнем ряду. Мы даже ездили на гастроли – выступали в Риге на Празднике хоровой песни. Там собралось очень много детей со всего Советского союза, наверное, несколько тысяч. И представьте – такая махина пела как единое целое! У меня до сих пор хранятся фотографии этого грандиозного хора и памятная глиняная медаль участника. Тогда же я нежно и бесповоротно влюбилась в старую Ригу с ее узкими брусчатыми улицами, пряничными домиками и готическими средневековыми соборами. Была очарована настолько, что несколько раз сбегала с уроков, а позже с лекций, чтобы оказаться на Домской площади и послушать орган.

Слайд 38: «Все в себе»

У меня перед глазами всегда был пример моих блокадниц, мамы и бабушки. На их фоне, что бы ни случилось, как-то стыдно оказаться «размазней». Была зима. Мы с мамой гуляли в Таврическом саду. Я заявила, что хочу прокатиться на санках с горки. А спуск был крутым. Мама мне предложила выбрать другое место: «Ты упадешь и будешь плакать». Но я настаивала. Тогда она промолвила: «Ладно, езжай, но, если упадешь, не реви!» Естественно, я навернулась, ударилась подбородком и получила санками по затылку. Позднее мама рассказывала: «Слезы в глазах, рот кривится – видно, что очень больно, хочет расплакаться, но держится как кремень».

Слайд 39: «Носи, качай»

Мама рассказывала, что маленькой я не очень была отзывчива на ласку, тянулась к ней, но вместе с тем не поддавалась, словно боялась быть застигнутой врасплох.

Как-то перед сном я попросилась на ручки, хотела, чтобы меня покачали. Мама меня взяла и стала убаюкивать. Я лежала с закрытыми глазами. Все говорило за то, что ребенок уснул. Вдруг этот ребенок с закрытыми глазами на фоне полной тишины говорит командным голосом: «Все, хватит. Клади в кровать».