– Если бы у привидений был запах, призрак Джоэла Килрейна пах бы именно так – сигарами.
Не думая прощаться, Бен устроился рядом с девушкой, словно собирался передохнуть и собраться с мыслями.
– Слыхали, как Килрейн заработал свое состояние? В тысяча девятьсот двадцать втором году он обнаружил, что… – Слова замерли у него на губах, когда Бен увидел, что чары спали, и глаза у девушки снова на мокром месте. – Мисс, вы снова плачете, – грустно заметил он.
– А я все время плачу, – пискнула она. – То одно, то другое. Ничего не могу с собой поделать.
– Но из-за чего? – спросил Бен. – Из-за чего вы плачете?
– Из-за всего, – ответила девушка с отчаянием в голосе. – Я – Роуз, и все на свете вызывает у меня слезы.
Мир вокруг Бена покачнулся, замерцал и вновь вернулся на место.
– Вы? – спросил он тихо. – Вы Роуз? Двенадцать миллионов долларов? В таком пальтишке? Покупаете овсянку и маргарин? Посмотрите на свой кошелек, лак весь потрескался!
– Я всегда так жила, – ответила Роуз.
– Вы еще очень молоды, – заметил Бен.
– Я словно Алиса в Зазеркалье, – промолвила Роуз. – Помните, она все уменьшалась и уменьшалась, а все вокруг становилось больше и больше.
Бен невесело хмыкнул.
– Ничего, подрастете.
Роуз вытерла слезы.
– Мне кажется, мистер Килрейн напоследок решил сыграть с миром злую шутку, сделав богачкой такую, как я.
Девушку трясло, ее лицо побелело.
Чтобы утешить Роуз, Бен крепко сжал ее руку.
Девушка благодарно обмякла. Ее глаза заблестели.
– Никто меня не слушает, никто мне не верит, никто не понимает. Мне еще никогда не было так одиноко и страшно. А все вокруг только и знают, что судят, судят, судят… – Она закрыла глаза и бессильно откинулась назад, словно тряпичная кукла.
– Роуз, а что, если нам выпить? Вдруг поможет? – спросил Бен.
– Н-н-не знаю, – вяло откликнулась Роуз.
– Вы пьете?
– Как-то пробовала.
– Хотите, повторим?
– Не знаю, поможет ли. Правда, я так устала сама все решать… Делайте как знаете.
Бен облизал губы.
– Я только подгоню свой грузовичок и прихвачу бутылку, про которую не знают кредиторы. А вы езжайте за мной следом.
Бен разложил покупки Роуз в просторной кухне коттеджа. Ее пожитки терялись среди каньонов стали и фаянса.
Потом смешал и отнес напитки в прихожую. Роуз, не сняв пальто, лежала на винтовой лестнице и смотрела в ажурный, словно глазурованный свадебный торт, потолок.
– Я зажег горелку, – сказал Бен. – Скоро прогреется.
– Мне кажется, я потеряла способность чувствовать, – сказала Роуз. – Все вокруг утратило смысл. Слишком много для меня.
– Не забывайте дышать, – сказал Бен. – В сложившихся обстоятельствах это немало.
Роуз с силой вдохнула и выдохнула.
Сказать по правде, Бен тоже ощущал себя не в своей тарелке. Ему чудилось жуткое присутствие третьего – и это была не тень Джоэла Килрейна, а призрак его двенадцати миллионов. Ни он, ни Роуз не могли и слова вымолвить, чтобы не отвесить боязливый, нервный кивок в сторону наследства Килрейна. А между тем миллионы Килрейна – одних процентов тысяча долларов в день – наслаждались их страхом, отпуская комментарии, превращая самое невинное замечание в пошлое и гадкое.
– Ну вот, мы на месте, – сказал Бен, подавая Роуз стакан.
– И мы, и мы, – подали голос двенадцать миллионов.
– Двое сонных людей… – начал Бен.
– А вот мы никогда не дремлем, – вклинились миллионы Килрейна.
– Странная штука судьба, – заметил Бен. – Взяла и свела нас сегодня.
– Кхе-кхе-кхе, – отчетливо, словно несмазанные петли, проскрипели миллионы Килрейна, не скрывая сарказма.
– И что прикажете делать с этим домом и остальным? – спросила Роуз. – Я простая, обычная девушка.
– А мы простые, обычные двенадцать миллионов зеленых, – последовал комментарий.
– С такими девушками я встречался в старших классах, – сказал Бен.
– Только у них не было двенадцати миллионов, – не преминули заметить миллионы Килрейна.
– Мне хватало того, что я имею, – продолжала Роуз. – Окончила курсы сиделок, сама зарабатывала себе на жизнь. У меня были славные друзья и зеленый «Шевроле», за который я почти выплатила кредит.
Двенадцать миллионов презрительно фыркнули.
– И я помогала людям.
– За двенадцать миллионов баксов любой помочь горазд, – снова встряли миллионы Килрейна.
Бен сделал жадный глоток. Роуз последовала его примеру.
– Мне кажется, ваши чувства заслуживают уважения, – сказал Бен.
– А нам кажется, кто-то хочет развести бедняжку, если она не поумнеет, – съязвили двенадцать миллионов.
Бен закатил глаза.
– А трудности, что толку о них говорить? У вас свои трудности, у меня свои, и неважно, сколько у нас денег. Если задуматься, на свете нет ничего важнее любви, дружбы и желания помогать людям.
– Ну, деньжата еще никому не помешали, – заметили двенадцать миллионов.
Бен и Роуз одновременно заткнули уши.
– По-моему, этому мавзолею не помешает немного музыки, – заметил Бен.
Он вышел в гостиную, поставил пластинку на огромный патефон и прибавил громкости. На миг Бену показалось, что он заставил миллионы Килрейна заткнуться. На миг он вообразил, что способен воспринимать Роуз такой, какой она была: юной, нежной и привлекательной.
А затем двенадцать миллионов затянули под музыку:
Денежки, деньжата, хрусты, чистоган,
Звонкая монета, баксы, черный нал.
Денежки, деньжата, милые мои,
Капиталы, зелень…
– Потанцуем? – спросил Бен резко. – Роуз, хотите танцевать?
Они не танцевали. Просто прижимались друг к другу под музыку в углу гостиной. Бен раскинул руки, благодарно приняв Роуз в свои объятия. Она была нужна ему. С его бакалейной лавкой, его долгами только женская ласка могла вернуть Бену цельность.
И он знал, что нужен Роуз. Сплетая руки, Бен обретал жесткость и выпуклость. Роуз доверчиво льнула к скале, которой он стал.
Растворяясь друг в друге, голова к голове, они почти перестали слышать гвалт, который производили миллионы Килрейна, резвившиеся в свое удовольствие, подпевая, отпуская шуточки, изо всех сил стремясь перетянуть одеяло на себя.
Чтобы сохранить хоть какую-то приватность, Бен и Роуз говорили шепотом.