– Герой, – сказала Сестра. – Дурацкий герой.
– Не такой уж дурацкий, – ответил Кляйнцайт. – В этой больнице небезопасно. Они упорно хотят извлечь из меня нутро.
– Нет такого, где безопасно, – сказала Сестра.
– Но трудно оставаться в нет-такого-где, – ответил Кляйнцайт.
Сестра приготовила обед. Они поели, выпили вина.
– Эвридика, – произнесла Сестра.
– Почему ты это сказала? – спросил Кляйнцайт.
– На ум пришло, – ответила Сестра. – В истории Орфей оглянулся и потерял Эвридику, но я сомневаюсь, что так было на самом деле. Наоборот, это Эвридика заглянула вперед и потеряла Орфея. Думаю, ей не стоило вперед заглядывать.
– Что ж, – начал Кляйнцайт. Он хотел рассказать Сестре то, что знал об Орфее, но думать мог лишь о слепой голове, плывущей к Фракии, плывущей ночью через океан в лунном свете. Остальное выглядело чересчур подробным. – Что ж, – сказал он, покачал головой, замолк.
Они выпили кофе с фруктовыми булочками.
– Не идет из ума, – произнесла Сестра. – Я вижу, как они выбираются из Подземного мира, Орфей ведет Эвридику за руку, а Эвридика гадает, что теперь будет, сможет ли все остаться, как прежде. Она не перестает спрашивать Орфея о том, что будет, и Орфей отвечает, что не знает, но она продолжает спрашивать. Наконец он произносит: ох, да какого черта, давай об этом забудем.
– Я не знаю, как оно будет, – сказал Кляйнцайт. – Я знаю только, что Орфей себя вспомнил.
– Как? – спросила Сестра. – Я не знаю этой части истории.
Кляйнцайт ей рассказал.
– Где ты это прочел? – спросила Сестра.
– Мне рассказал об этом, – ответил Кляйнцайт, – один специалист по Орфею.
– Звучит здорово, – сказала Сестра. – Но как это сделать?
– Орфей вернулся туда, где его расчленили, – сказал Кляйнцайт.
– Или он попросту распался, – сказала Сестра.
– Как бы там ни было, – сказал Кляйнцайт, – он вернулся туда, где это произошло.
– А это где?
– Не знаю. Я подумаю об этом в другой раз. Раздевайся.
– Ты себя погубишь, – сказала Сестра. – Еще на днях ты и сесть не мог.
– Мы сделаем это лежа, – ответил Кляйнцайт.
XLVIII. Прямо волшебство Ох, произнесла желтая бумага, когда Кляйнцайт взял ее в руки. Ох, ох, ох, я так рада, так рада, что ты вернулся. Прильнула к нему, всхлипывая.
Это еще что? – сказал Кляйнцайт. Ты взаправду по мне скучала?
Поди знай, ответила желтая бумага.
Кляйнцайт перечитал свои три страницы, начал писать, написал еще одну, две, три страницы.
С тобой прямо волшебство, сказала желтая бумага.
Нет здесь ничего волшебного, ответил Кляйцайт. Простой героизм – вот и все, что требуется. Как у афинян и спартанцев, знаешь, у классических парней. Тонкая красная линия гоплитов, такое вот.
Да, сказала желтая бумага, я тебе верю. Ты герой.
Делаешь все возможное, скромно ответил Кляйнцайт. Вот и все.
Вошла Смерть, села в углу.
Где ты пропадала? – спросил ее Кляйнцайт.
У меня, знаешь ли, тоже есть работа, ответила Смерть.
О, произнес Кляйнцайт. Он начал четвертую страницу, устал, бросил, встал со стула, медленно походил по квартире. На кухне были специи, кастрюли и сковородки, властные новые вещи, принесенные Сестрой. В гардеробе висела одежда Сестры. Она ушла купить чего-нибудь сегодня на ужин. На следующей неделе возьмет отгулы в счет отпуска, чтобы побыть с ним. Он потянулся, вздохнул, ему стало легко. Боли нет.
Он вернулся к простому столу хвойного дерева, погладил его, любовно посмотрел на желтую бумагу, погладил и ее.
Ты и я, сказал он.
Покойник, сказала желтая бумага.
Что ты сказала? – переспросил Кляйнцайт.
Спокойно, ответила желтая бумага. Я сказала, оставайся спокойным.
Зачем?
Так ты дольше протянешь.
Ты говоришь не так, как давеча, произнес Кляйнцайт. Забавное ты говоришь.
Разве? – произнесла желтая бумага.
Да, сказал Кляйнцайт. Говоришь.
Желтая бумага пожала плечами.
Кляйнцайт перечитал три страницы, которые написал сегодня, и те три, что написал прежде. Сейчас, когда он их читал, слова, казалось, лежали на бумаге, словно перхоть. Он потряс бумагой, смел все с нее. Там ничего. Черные значки – о да. Чернила на бумаге – уж точно. Больше ничего.
Что происходит? – спросил он.
Ничего не происходит, ответила желтая бумага. Сделал бы так, чтобы произошло. Герой.
Так он это и назвал: ГЕРОЙ. Чернилами на первой же странице значилось: ГЕРОЙ. Курам на смех. Кляйнцайт зачеркнул.
Что это? – спросил Кляйнцайт.
Нет ответа от желтой бумаги.
Черт бы тебя подрал, произнес Кляйнцайт. Что это? Почему слова мои осыпались с бумаги, словно перхоть? Скажи мне!
Нет никаких «твоих» слов, ответила желтая бумага.
Чьи же они? – спросил Кляйнцайт. Я их написал.
«Я», произнесла желтая бумага. Ну и юморочек. «Я» не может написать ничего такого, что осталось бы на бумаге, дурачок.
А кто может? – спросил Кляйнцайт.
Ты меня утомляешь, ответила желтая бумага.
Проклятье, сказал Кляйнцайт, ты моя желтая бумага или нет?
Нет, сказала желтая бумага.
А чья тогда? – спросил Кляйнцайт.
Сло́ва.
Что сейчас будет?
Что может, то и будет.
КАК – Я – МОГУ – ОСТАВИТЬ – СЛОВА – НА – БУМАГЕ? – произнес Кляйнцайт очень медленно, словно разговаривал с чужеземцем.
Они останутся, если ты их туда не поставишь, ответила желтая бумага.
Как мне это сделать?
Этого не сделать, оно само происходит.
Как оно происходит?
Просто нужно найти то, что там находится, и пусть оно будет, произнесла желтая бумага.
Найти что где? – спросил Кляйнцайт.
Здесь, сказала желтая бумага. Сейчас.
Кляйнцайт взял чистый лист, уставился в него. Ничего, сказал он. Абсолютно ничего.
Что тут за шум? – спросила Смерть, заглядывая ему через плечо.
Ничего не могу найти в этой бумаге, сказал Кляйнцайт.
Чепуха, произнесла Смерть. Всё там. Я это вижу вполне отчетливо.
Что говорит? – спросил Кляйнцайт.
Смерть прочла что-то вслух очень тихо.