Обольстительница в бархате - читать онлайн книгу. Автор: Лоретта Чейз cтр.№ 75

Пока оркестр держал паузу, Леони передвинулась к группке ближе, но голос лорда Суонтона доносился до нее не так отчетливо, как голос Глэдис. Однако ей было понятно, о чем поэт говорил, потому что все остальные повели себя так, словно он был заклинателем змей, а они — кобрами, вылезавшими из корзинки. Мисс Нуаро увидела, как он покраснел, говоря что-то вроде: «Окажите мне честь». Леди Глэдис тоже вспыхнула, краска залила ее низко приоткрытую грудь.

Оркестр вновь заиграл.

И лорд Суонтон вывел ее на паркет.

И все, кто был с ними знаком, просто стояли и смотрели, не веря своим глазам, как лорд Суонтон танцует с леди Глэдис Фэрфакс. Какое-то время пара хранила молчание. Наконец ее светлость сказала что-то. Его светлость внимательно посмотрел на нее. Затем вдруг рассмеялся. Их друзья, родственники и знакомые, стоявшие поблизости, переглянулись.

Затем, мало-помалу, они разбились по парам и тоже начали танцевать. Все, за исключением леди Альды, которая удалилась в негодовании.

За спиной у Леони раздался знакомый низкий голос:

— Оказывается, он знает, как поддерживать знакомство с девушками.

* * *

Лисберн наблюдал за мисс Нуаро примерно так, как в первый раз, когда увидел ее в Британском Институте. Тогда она не держалась особняком. А сейчас Леони стояла в стороне ото всех, глядя на происходящее, как сторонний наблюдатель. Как одна из ее продавщиц, которая через окна заглядывает в огромный дом, где проходит роскошный прием.

Никто, казалось, не замечал ее, что совершенно не укладывалось в голове, пусть даже в этот момент все были заняты неожиданным танцем Суонтона и Глэдис.

Как можно было не обратить внимания на Леони? Сегодня она надела голубое платье из шелка, легчайшего, как облако. С пышными, как всегда, рукавами. На плечи накинула шаль. От этого плечи казались какой-то неимоверной ширины. Концы шали были заткнуты за пояс. По контрасту с широкими рукавами и пышными юбками талия стала узкой, как наперсток. На шею Леони надела кружевную, украшенную кистями ленту с бантом на горле. Ее прическа представляла собой фантастическое сооружение из пучков и отдельных прядей с вплетенными в них лентами и цветами.

Головокружительное зрелище! Тем более что он знал, что скрывается там, подо всем этим великолепием. Саймон знал, какой она становится, когда оказывается в его руках. Он знал, как пахнет ее кожа, какой у нее вкус…

Когда он задумывался об этом, то остальные мысли улетучивались.

А не стоило бы!

Почему она не танцует, как другие? Она должна быть одной из них. Ее сестра — герцогиня. Другая — графиня.

И она сама… леди!

Это стало абсолютно очевидно, когда Леони стояла на сцене рядом с Дульси Уильямс.

Дульси была вполне приличной актрисой и, вне всякого сомнения, не один раз играла на сцене благородных дам. Она не была вульгарной. Наоборот!

Но леди она не была.

Сейчас это стало особенно заметно.

Свинья Тикер!

«Ты хоть представляешь, кто твоя обожаемая на самом деле? Кто они все — она и ее сестры?»

Лисберн был знаком только с двумя из них, но здравый смысл подсказывал ему, что все трое — исключительно необычные женщины.

А вот у этой было просто поразительное самообладание.

Леони не обернулась на звук его голоса, и если бы не его привычка наблюдать за ней с близкого расстояния, он бы не заметил легкого изменения в ее позе, этой настороженности в ней.

— Можно лишь надеяться, что ее светлость не станет играть его чувствами, — сказала она.

— Это не означает, что ты выиграла пари, — заметил Саймон. — На данном этапе Суонтон всего лишь в восторге от голоса Глэдис.

— Правда? — Леони наконец подняла на него глаза. Голубые и широко открытые, они с невинным выражением рассматривали его.

— Он влюбляется с ужасающей регулярностью, — объяснил Лисберн. — Если мой романтический кузен на занят отражением атак поклонниц или созданием новых поэм, которые заставляют их любить его с еще большей безнадежностью — а возможно, и сбиваться в стада, — могу сказать, что к этому моменту он бывал влюбленным по крайней мере дюжину раз. Популярность меняет человека. Я с большим облегчением наблюдаю, как он вновь становится нормальным.

— Вы хотите сказать, он всегда был склонен к насилию?

— К эмоциям, связанным с насилием.

— Когда он в последний раз пытался убить кого-то?

Лисберн молчал, но не потому, что пытался найти ответ.

— Никогда, — сказал он. — Это желание в нем напрочь отсутствует.

— Я уже не представляю моего будущего без Боттичелли, — усмехнулась Леони.

— Суонтон не собирается делать Глэдис предложение, если ты об этом.

— Кто-нибудь из них сделает.

— Возможно, — согласился он. — Со временем. Но сезон уже почти закончился.

— «Ах, сезон! Ах, сезон! Вот и кончился он, ну а я все еще без любовника».

— У тебя уже есть один. — Лисберн понизил голос.

— Это стихотворение, — сказала Леони. — Его прочитала леди Глэдис, донельзя смутив леди Альду. Прямо как я советовала. Теперь зови меня Пигмалионом.

— Давай потанцуем, Пигмалион, — предложил он.

Ее взгляд остановился на парах, которые кружились перед оркестром, потом вернулся к нему.

— Не могу, — покачала она головой. — Это вредно для моего дела.

— Ты же находишься в «Воксхолле», — сказал Лисберн, — а не в «Олмаке». Как только они тебя заметят, то сразу начнут приглашать на танец. А мне хочется быть… первым.

Снова.

Всегда!

И только в этот момент Саймон понял, что оказался в крайне затруднительной ситуации.

Вальс! Мы танцуем,

И ее голова на моем плече.

И щека к щеке, радость в глазах,

Сердца стучат в унисон.

Мы сплелись, я кружу ее.

Она взлетает, я верчу ее.

Мы плывем по залу,

А зал вращается вокруг нас.

«Атенеум», 1826 г.

Лисберн поклонился настолько экстравагантно и очаровательно, что Леони не выдержала и засмеялась. В ответ она исполнила перед ним специальную версию знаменитого реверанса Нуаро. Это было сродни театральному представлению — шквал опадающего шелка и кружев, когда она приседала все ниже и ниже, как балерина в гран-плие, а потом вновь поднялась, «словно Венера, выходя из пены», — как сказал кто-то.

Затем его рука легла ей на талию, и он вывел ее на паркет, заполненный танцующими парами. Все ее мысли воспарили вверх, к склонившимся ветвям деревьев, увешанных разноцветными фонариками, и еще выше, к звездам, чтобы оттуда взглянуть на нее с высоты.