История сироты - читать онлайн книгу. Автор: Пэм Дженофф cтр.№ 80

Когда я приближаюсь к карьеру, а смех и аплодисменты позади меня затихают, меня с новой силой охватывает сомнение. Как мы выживем вдвоем в лесу, у нас ведь ничего нет? Я отгоняю опасения в сторону. Я хочу уйти с Люком. Я вижу перед собой нашу совместную жизнь, он обещал ее мне. Несмотря на все мои страхи, нас будет двое, мы будем сплоченной командой, будем бороться за свою жизнь и за жизнь Тео. А без него я буду одна – снова.

Теперь мы уже далеко ушли от цирка. Земля становится каменистой, наклон – резким. Я прижимаю Тео к себе, крепко, пробираясь по крутому склону. Тропинка, по которой я шла, заканчивается грубо высеченной каменной ямой. Люк сказал, что будет ждать меня здесь во время антракта.

Но возле карьера никого нет.

Еще рано, говорю я, успокаивая себя. Осматриваю куст между камнями на противоположной стороне карьера, думая, что он может прятаться за ним. Но ветки неподвижны, ветра нет.

Проходит пять минут, затем десять. Люка все еще нет. В моей голове проносятся возможные причины: он потерялся, ему пришлось вернуться, чтобы убедиться, что за ним нет хвоста. Возможно, он заболел. Тео начинает хныкать, от усталости или, быть может, от голода.

– Ш-ш-ш, – успокаиваю его я, опуская руку в карман, чтобы достать припасенное для него печенье. – Еще чуть-чуть.

Я смотрю на яму, на пустое плоское пространство. Ужас охватывает меня и оседает камнем в желудке. Люк не придет.

Как такое возможно? Мы ведь точно договорились. Меня охватывает паника. Возможно, с ним что-то случилось. Я видела его всего несколько часов назад. Он просил, нет, умолял, чтобы я пошла с ним, и был так счастлив, когда я сказала да. Он передумал и решил, что мы с Тео – это слишком тяжелая обуза. Или, возможно, Астрид была права все это время. Я застыла у холодного темного карьера, слезы щиплют мне глаза. Я такая глупая, и меня снова бросили.

Затем что-то касается моей щеки. Тео поднимает взгляд на меня, его мягкие пальчики тянутся ко мне, как в ту ночь в лесу, когда я забрала его из вагона. Воспоминания о той ночи вспышками появляются у меня в голове: маленькие крепко сжатые кулачки, которые никогда не раскроются, руки тянутся к маме, которой больше нет. Картины, которые я не могу держать в себе. Изо рта раздается всхлип. Я не плакала, когда мой отец открыл дверь и выставил меня на мороз, без вещей, с одним лишь кошельком в руках. Не плакала, когда увидела вагон украденных младенцев, мертвых и умирающих. А теперь слезы текут ручьем, и я горюю по всему одновременно. Прикладываю ладони к глазам, пытаясь остановить видения, но это не помогает. Эта ночь и этот вагон останутся со мной навсегда. Я спасала Тео не только ради него самого, это был мой шанс хоть как-то искупить вину.

Возможно, у меня все еще есть шанс на искупление. Я вспоминаю Астрид, она стоит передо мной, протягивая мне пропуск на свободу. Она так зла, не думаю, что она готова будет отдать мне его теперь. В глубине души я не хочу забирать у нее единственный шанс на выживание. Но я обязана попытаться ради Тео.

Я смотрю на небо. «Нет пути назад», – сказала однажды Астрид. Она права. Я больше не могу рассчитывать на Люка, так же как не могла рассчитывать и на свою семью. Я найду место, где Тео будет в безопасности, где у него не отнимут цирк, лишь потому что он еврей, где люди не будут смотреть на него косо. Мне нужен не Люк, и даже не родители. Мне нужен свой собственный дом.

Я оглядываюсь в сторону шатра. Если я уйду сейчас и попаду на финальный поклон, никто, кроме Астрид, не поймет, что я уходила. Я могу спросить ее о пропуске после выступления. Я перекладываю Тео на другой бок. Теперь он плачет навзрыд, его крики прорезают ночь, пока я иду по склону прочь из карьера.

– Ш-ш-ш, – утешаю его я. И в последний раз с надеждой оглядываюсь в сторону, откуда должен был прийти Люк. Не увидев никого на том месте, я разворачиваюсь и иду обратно к цирку.

Я снова у шатра. Но вспомнив о том, какая ярость была на лице Астрид, когда я уходила, я замедляюсь. Что я могу сказать, чтобы она простила меня? На заднем дворе я слышу музыку последнего номера, радостные звуки труб, мелодия поднимается наверх. Цирк собирается для финального поклона. За занавесом вижу площадку, на которой обычно стою я, и представляю озадаченное лицо Герды, которая должна стоять рядом. Она, должно быть, удивится, увидев, что меня нет на месте. Меня переполняет тоска, я должна пойти туда, к месту, которому я принадлежу, в последний раз стоять со своей цирковой семьей. И хотя мне грустно, что Люк не пришел и мы все равно скоро уйдем, я не могу не радоваться, что я снова дома.

Но когда я приближаюсь к шатру, мое счастье куда-то исчезает. В воздухе стоит странный запах, как будто кто-то перегрел карамельную кукурузу, только сильнее. В носу защипало – это запах гари. Где-то – и очень близко – начался пожар. Я вспоминаю бомбардировку, звуки которой мы услышали во время нашего номера. Бомбы не попали по ближайшим сооружениям, но, возможно, дело в осколке или даже в сигарете, беспечно выброшенной на пол. Пожар в шатре? Мы всегда так заботились о безопасности. Поднимая глаза наверх, я вижу, как на ткани совсем рядом с центральной мачтой что-то мерцает: пламя становится больше прямо у меня на глазах. Никто, похоже, еще не заметил: ни зрители, остающиеся в шатре, ни артисты, выходящие из него. Никто, кроме меня.

Я хватаю Тео покрепче и сломя голову бросаюсь к шатру.

Я стою на площадке над ареной. Одна, снова одна.

После того, как Ноа ушла, я забралась вверх, на площадку. «Скатертью дорожка», – хотела сказать я, представив, что она уйдет. Но теперь я чувствую, как меня раздирает от этой потери. Но в этот момент я проклинаю не ее, а себя. Как я ненавижу себя за то, что снова позволила себе о ком-то переживать. Вспоминаю Эриха, который меня бросил. Я хорошо запомнила урок, который получила в тот день, когда покинула Берлин, впечатала его себе в голову, давно пора было понять: единственный человек, на которого я могу положиться – это я сама.

«Тут – то же самое», – думаю я. Теперь, когда Ноа ушла, я могу спокойно воспользоваться документами и поехать к своему брату. После финального поклона я уйду, чтобы никто не заметил моего отсутствия. Я отгоняю мысли о Ноа и Тео в сторону и думаю о Жюле, который ждет меня.

Музыка подает мне сигнал – мой номер начался, – и я отвязываю веревки от креплений. Эммет в последнюю минуту сообщил мне, что добавил номер с испанской паутинкой обратно во второе отделение. Только тогда я заметила новые веревки, наскоро установленные в том же месте, где повесился часовщик всего несколько дней назад. Я хотела отказаться. Причина была не в гибели Меца. Я не репетировала несколько недель, и один номер с трапецией – это уже достаточно тяжело для меня. Однако я не хотела давать Эммету повод для конфликта. В конце концов, это выступление будет последним перед тем, как я уеду отсюда навсегда.

Я обвязываю себя веревками и шагаю с площадки. Здесь нет перекладины, за которую можно крепко держаться, только две тонкие полоски атласа. Я кручусь на них, вытягивая ногу. Трапеция, как я однажды говорила Ноа, похожа на гимнастику, тогда как испанская паутинка – на плавание, безупречное и грациозное. Во всяком случае, оно должно таким быть: мои руки ослабли после недель без тренировок, мои движения слишком резкие. Мне тяжело дается этот номер. Но зрители, кажется, ничего не замечают.