Дворец имел три этажа, причем второй этаж, где находились парадные помещения, равнялся по высоте городским стенам, а третий возвышался над ними. Славились роскошью его приемные и столовые залы (триклины); в Триклине Лож гости ели полулежа, как в античные времена, хотя в целом от этой привычки ромеи давно отказались. «Священный дворец» (главная часть комплекса) был снаружи построен из красного кирпича, перемежаемого слоями светлого мрамора; белесоватым мрамором были отделаны перехода, колонны и прочие архитектурные украшения. Крыши многих зданий были крыты свинцом и даже золоченой бронзой. Все помещения были богато отделаны мозаиками, фресками, мрамором разных цветов, драгоценными металлами, украшены статуями и занавесями. В садах и дворах били фонтаны…
Из всего этого до нашего времени сохранилось немного: дворец Вуколеон, смотрящий на Пропонтиду, и часть городских стен. На месте дворца Магнавра, где император принимал самые важные посольства, дабы сразить их невероятной роскошью и чудесами, сейчас стоит отель. Под ним при строительстве были обнаружены подземные помещения, которые так и остались неисследованными. Остатки других помещений дворца можно увидеть, как говорят, в подвалах современных стамбульских магазинов (с позволения хозяев), причем размером эти остатки – до шести залов, составлявшие когда-то коридор дворца.
Но княгиня Ольга застала Большой Дворец в эпоху его расцвета. Честно говоря, мне даже трудно представить, какие впечатление вот это все должно было производить на русов, у себя дома не видевших ничего даже отдаленно похожего. Отчасти их могло подготовить путешествие через Болгарию, где уже какое-то время велось каменное строительство византийского стиля, но в целом, я думаю, долгое ожидание приема сыграло Ольге на руку, дав время осмотреться и привыкнуть ко всем этим чудесам. Иначе она и ее спутники чувствовали бы себя в Большом Дворце, как житель российской глубинки, вдруг заброшенный в современный Токио – будто на другую планету. Говоря по-современному, у них у всех, кроме купцов, уже это видевших, должен был случиться культурный шок.
За день первого приема Ольга повидала Магнавру, где трон Соломона, стоявший на постаменте зеленого мрамора, поднимался как бы волшебным образом под потолок, а потом спускался; у ступеней трона бронзовые позолоченные львы шевелились и рычали, а золотые птицы на ветвях золотого платана дерева двигались и пели. Колонны зала были покрыты листовым золотом, весь он был богато украшен драгоценными металлами, мозаиками, витражами, мрамором редких пород. Как должны были себя там чувствовать люди, привыкшие к «градам», по размерам меньше одного этого зала!
Княгиня видела множество внутренних помещений и переходов, портик Августея – внутренний двор, обрамленный колоннадой; триклин Юстиниана, где на возвышении, покрытом багряными «царскими» шелками стоял трон для царицы Елены и золотое кресло для ее невестки Феофано; за занавесами играли два серебряные органа и духовые инструменты. Во время обеда певчие из Святой Софии исполняли царские славословия, обедающих развлекали мимы и акробаты. Десерт княгиня кушала, сидя за золотым столом, уставленным золотой посудой с драгоценными камнями и эмалью.
Несмотря на проявленное присутствие духа, можно предположить, что все это время она чувствовала себя скорее на небе, чем на земле. Даже на современного человека все это произвело бы сильное впечатление, а русы Х века, родившиеся и выросшие в полутемных деревянных срубах, отапливаемых печкой по-черному, украшенных, самое большее, довольно простой резьбой (для примера можно посмотреть откопанные в Новгороде элементы деревянного декора) должны были онеметь среди дворцовых интерьеров с их пестрыми разноцветными мраморами, каменной резьбой, многоцветной росписью. Сам подбор мраморных плит с разным рисунком камня создавал изумительные визуальные эффекты, а от сочетания резьбы, росписи, позолоты, скульптуры и узорных шелковых занавесей должно было захватывать дух. Наши «княгини-родственницы» и прочие «апокрисиарии» (то есть послы) просто не имели в своем культурном багаже ничего, с чем эти виды можно было бы сравнить (кроме тех, кто уже видел это в 944 году, если таковые в составе делегации имелись). Это были вещи, которым не находилось места в их воображении. Мы бы могли понять их, попади мы вдруг на другую планету, наполненную явлениями, для которых в нашем языке просто нет слов. Чего стоила в их глазах одна только колонна Юстиниана, стоявшая на площади между Святой Софией и Большим дворцом – высотой 50 (либо даже 70) метров, два метра толщиной, на ступенчатой пятиметровой пирамиде в качестве постамента, с конной статуей императора на вершине, в четыре раза больше натурального размера. Причем конь был запечатлен в шаге, и зрителям казалось, что он движется. Все действительно красивые вещи, которые они могли видеть у себя дома, были византийского производства: посуда, украшения, ткани. И вот они попали в то Золотое царство, где все это рождалось. Прямо-таки било из земли…
По тщательным подсчетам Г.Г. Литаврина, на первом приеме 9 сентября с Ольгой пришло 112 человек (25 женщин и 87 мужчин). На втором – 105 человек (34 женщины и 70 мужчин). «…Из них, как я думаю, дважды были на приемах, считая Ольгу, 68 человек, а единожды, по-видимому, 148–150»
[74].
За этот день Ольга трижды виделась с Константином и дважды имела возможность с ним переговорить. Она была допущена в личные, внутренние покои императрицы Елены, непосредственно в круг семьи. Отчасти этому способствовал ее женский пол: чужой мужчина (не евнух) в покои императрицы войти не смог бы. Но, учитывая все вот это, мне кажется странными утверждения, что-де княгиню обидело пренебрежительное отношение к ней двора. Не знаю, как цесари могли бы почтить ее больше – разве что уступить собственные троны.
Яко и при Соломони приде цесарица ефиопьская…
Средневековый человек очень-очень любил аналогии. Все происходившее сейчас он пытался мысленно привязать к уже известным ему сюжетам и образцам; событиям человеческой жизни искались соответствия в библейских сюжетах, людям – прообразы там же. Глядя по тому, с кем из библейских персонажей летописцы сравнивают того или другого своего героя, можно понять, что они о нем думали и как оценивали его личность и деятельность. Путем аналогий средневековый человек находил каждому явлению подходящее место в уже известном мире и таким образом решал для себя, как к нему относиться и что с ним делать. Для средневекового человека это было удобно, но нам эта его привычка затрудняет изыскания: бывает уже невозможно понять, что то или иное историческое лицо совершило на самом деле, а что ему приписали просто по сходству событий с архетипическим сюжетом. Мы уже встречались с этим явлением на примере Ольги и Сигрид Гордой, Ольги и Харальда Сурового: кто из них сжигал женихов в доме, кто поджигал город с помощью птиц? Или никто (что вероятнее), а на обоих предание просто «надело» сюжет, существовавший вне связи с ними?
Почти то же самое случилось с Ольгой и при ее визите к Константину Багрянородному. В Магнавре, одной из двух роскошнейших зал, предназначенных для приема наиболее важных гостей, Константин принимал Ольгу, сидя на так называемом троне Соломона. Третья Книга Царств (глава 10) трон древнего, библейского царя Соломона описывает так: