— Вы получили такое разрешение, — это было все, что он
смог вымолвить.
— Это не займет много времени. Просто я вынуждена отклонить
оказанную мне честь.
У Якова потемнело в глазах как от удара в лицо, но, как
всегда, он решил бороться за исполнение своего желания. Если бы девушка знала
эту бойцовскую сторону его натуры, она, возможно, избрала бы другую тактику.
Если Яков чего-то хотел, он готов был смести с пути все преграды, и уж меньше
всего склонен был считаться с «женскими капризами». Он вспомнил о ее женихе и
решил, что тот вызывает ее упрямство.
— Вы любите другого?
— Мы знакомы с Джеймсом Криффом всю жизнь и мечтали
пожениться.
Король положил ладони на ее хрупкие плечи.
— И вы полагаете, что это — любовь? Вы же ничего не знаете о
любви. — Мэгги побледнела, безмолвно, но храбро глядя ему в глаза; чтобы
перечить королю, требовалась незаурядная смелость. — В нашей воле не выдавать
вас за Криффа. Так что, сударыня, не желаю впредь слышать о вашей любви к нему.
Мне это не по нраву.
Мэгги упорно молчала.
— Вам не нравится мое внимание? — спросил Яков в
растерянности: до сих пор женщины сами падали в его объятия, предлагая себя
раньше, чем он успевал объявить о своем желании.
Но эта застенчивая красотка, похоже, и впрямь не желает его!
Мэгги собрала все свое мужество:
— Да, ваше величество, не нравится...
Король бесцеремонно рванул девушку к себе и прижал. Она
попыталась выскользнуть, но Яков лишь крепче сжал руки и поцеловал ее.
Нельзя сказать, что Мэгги Драммонд не приходилось целоваться
и раньше, но этот поцелуй не походил на прежние; это было ни на что не похоже.
Губы Якова мягко, но решительно соприкоснулись с ее губами, пробуждая чувство
за чувством, каждое — новое и захватывающее. Когда она отпрянула от
него, ее губы были приоткрыты, а глаза подернуты поволокой.
Они долго смотрели друг на друга; Яков — гордый и
самодовольный, Мэгги — донельзя перепуганная. Он придвинулся ближе.
— Вы все еще отвергаете меня? — спросил он
мягко.
— Да, — прошептала она. — Для вас это игра, очередная
победа. Для меня же — вся моя жизнь.
Он уловил логическую причину ее женского упрямства.
— Так вы девственница?
Ресницы ее опустились, а щеки порозовели.
— Да, милорд.
— Так вот в чем причина, — улыбнулся он. — Юный Крифф
оказался не в пример терпеливее меня.
— Он не настаивал, ваша милость. Он просто был нежным и
славным. — Яков нахмурился. — Я вовсе не хочу обидеть вас, милорд. Вы
совсем другой. Вы — король.
— К несчастью, да, — прошептал Яков. — Но при этом я
еще и мужчина, сударыня. Не забывайте, я...
Он оборвал себя на полуслове и отвернулся.
— Милорд, разве могу я забывать, что вы —
мужчина...
Яков обернулся к ней, стремясь увериться, действительно ли
он услышал в ее голосе смех. Увидев ее улыбку, он по-мальчишечьи засмеялся:
девушка показалась ему сладкой, как мед, и теплой, как летнее солнышко.
— Мне приятно, что вы до сих пор не знали других мужчин.
— Вы мне льстите. К несчастью, я недостаточно смела, чтобы
спросить то, о чем наверняка спрашивали вас другие женщины...
Яков Стюарт искренне рассмеялся.
— Вам двадцать шесть, и наверняка у вас уже были...
— Сударыня!
— Я просто немножечко пошутила.
— А я немножечко смягчился. Сколько вам лет?
— Девятнадцать.
— Вы посидите со мной, Мэгги?
Яков уселся в большое кресло и бросил на пол перед собой
подушку. Мэгги уселась у его колен. Он легко нагнулся и, ухватив ее за плечи,
повернул лицом к себе. Ни звука протеста не последовало с ее стороны, когда он
погрузил пальцы в ее золотистые волосы.
Умиротворение окутало Мэгги, спокойное и дремотное, как
озеро в знойный летний день, и то же чувство охватило Якова. Он так нуждался в
этом покое, так нуждался в той, что присутствовала бы в его жизни, ничего не
требуя, ничего не желая от него! Такой, с которой он мог бы свободно говорить,
зная, что его слова не будут тут же переданы кому-то, кто воспользуется ими в
своих корыстных целях. Свет свечей был уже бледнее, чем лунные лучи, падающие
на пол из длинного узкого окна.
Воздух ночи был сладким и чистым, а из сада проникало
жужжание насекомых и пение птиц. Мэгги кусала губы, пытаясь удержать жгучие
слезы, чувствуя, как ночь вбирает ее в себя, растворяя ее волю. Девушка
понимала, что пробудила в этом сильном человеке страсть. Она пыталась понять и
простить его, но это не означало, что она сдалась.
Положение ее в любом случае было незавидным. Она отлично
понимала, что ее брак с Яковом весьма маловероятен. Что она могла ему принести?
Толику богатства, никаких новых земель, никаких реальных политических связей.
Нет, такой брак не для Якова, и эту муку — состоять в его
любовницах, любить его, чтобы однажды потерять для другой, — она бы не
перенесла.
— Завтра я уезжаю, — сказал король тихо, словно
рассчитывал услышать слова протеста и просьбы остаться.
— Знаю, — прошептала она.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Он подождал, чувствуя, как замерло у него дыхание, надеясь,
что ответ Мэгги станет концом затянувшегося недоразумения и началом его новой и
блестящей связи. Но девушка не пошевелилась; более того, от своей дерзости она
не посмела на него, взглянуть.
— Не могу, милорд.
Яков не поверил собственным ушам и по инерции продолжил:
— Мое желание, чтобы вы постоянно присутствовали при моем
дворе.
Мэгги встала.
— Мне очень жаль, что я вынуждена отказаться.
Она стояла прямо, словно приготовившись отразить удар.
Яков поглядел на нее, не сразу поняв, что получил отказ.
— Господи Иисусе, мисс, я не ослышался?
Мэгги сдавленным голосом сказала:
— Мне позволено будет уйти, ваша милость?
— Нет! — Его темные глаза сверкали как две
молнии. — Вы пришли сюда...
— Потому что вы приказали! — быстро закончила за него
девушка; глаза ее горели возмущением.
— Да, сударыня. Я привык к повиновению и точно так же не
терплю, когда кто-то за меня принимает решения. Вы, наверное, решили, будто
перед вами бандит с большой дороги, а не ваш король, и заявляете мне, что не
желаете иметь со мной ничего общего! — Яков обиженно насупился. — Я готов
дать вам времени сколько угодно, чтобы вы собрались с духом.